— Господи, зайчик! А что за ужасный запах? — спрашивает Хелен.
— И в чем это у тебя футболка? Тебя стошнило, миленький?
— Да, нам нездоровится. И Ингрид тоже. Нас всех тошнит… и у нас понос. Сильный.
За моей спиной жужжат мухи, шелестя под полиэтиленом. Так и гремят, создавая эхо. Я не сомневаюсь, что мамины подруги тоже их слышат. Я, будто пародируя эпизод из 'Сердца-обличителя' Эдгара По, едва не распахиваю дверь, чтобы показать им маму, закричать во все горло, что вот она, мертвая и полная опарышей, под пленкой за двадцать долларов.
Хелен кричит в проем:
— Деб, ты там в порядке? Вам что-нибудь нужно? — А потом снова прикрывает лицо рукой и даже отступает на шаг.
Шорохи, шелест, жужжание.
— Она сейчас в ванной, ее тошнит. Я как раз помогал ей, когда вы постучали.
— Ох, бедняжка.
Шорохи, шелест, жужжание.
— Ладно, ты скажи ей, что мы заглядывали в полной готовности. Не хочу, чтобы она подумала, будто мы не приходили.
— Скажу.
— Я даже купила новые карты. — Джерри похлопывает по сумочке, давая понять, что карты лежат внутри.
— Скажу. Спасибо вам.
— Они с маргаритками. Деб обожает маргаритки.
Шорохи, шелест, жужжание.
— Прошу прощения, мне очень нужно вернуться к маме.
— О, конечно, миленький. Иди поскорей.
— Да, благослови тебя Господь, зайчик.
Меня одновременно раздражает и забавляет то, как эти две женщины, чрезмерно накрашенные, в гигантских шляпах, корчат из себя леди со словами вроде 'благослови тебя Господь' и 'миленький', а сами притащили несколько бутылок водки и пахнут розами, пропитанными никотином.
— Спасибо. — Я захлопываю и запираю дверь, а потом выглядываю сквозь просвет между занавесками и слушаю, пока они не уйдут. Женщины стоят на крыльце еще минуту или две, обсуждая запах и выражая надежду, что не заразились через открытую дверь. Они говорят, что, случись такое с ними, непременно пооткрывали бы окна, чтобы проветрить дом, и что такая вонь стоит у нас, видимо, потому, что все вылилось из нас прямо на пол в гостиной.
Когда они уходят, я беру полотенце и смываю рвоту, чищу зубы и меняю футболку. Потом решаюсь открыть холодильник и взять оттуда варенье. После того, как он снова заработал, пахнуть там стало не так уж плохо. Я замечаю пару бутылок колы и беру заодно и их. Делаю себе сэндвич, иду в комнату и читаю 'Храм золота'. После часа, проведенного за чтением, мои мысли переключаются на конкурс, на маму и на опасение, что меня поймают раньше времени. Желая отвлечься, я включаю телевизор и смотрю, пока меня не начинает клонить в сон. Я больше не сплю, высунув голову в окно: тогда становится слишком жарко, поэтому я зажигаю ароматическую палочку и ложусь на влажное полотенце. Дым окутывает кровать, и я лежу, воображая себя на алтаре — жертвой, принесенной инопланетной сущности или чудовищу из морских глубин.
Я засыпаю, и мне ничего не снится.
Среда
Я просыпаюсь отдохнувший и готовый к новому дню. Выхожу из душа и одеваюсь еще за полчаса до того, как звенит будильник. Сажусь на кровать и просматриваю список слов, которые выучил за эту неделю. Сейчас это для меня все равно что назвать основные цвета, досчитать до десяти или завязать шнурки. Уроки, в которых нет надобности.
Потом я некоторое время пытаюсь читать, но не могу сосредоточиться и стопорюсь на одном абзаце. Включаю телевизор и смотрю ситком, мелодию из которого, я уверен, мистер Артуэлл не раз напевал на крыльце, после чего собираю вещи в школу и спускаюсь на первый этаж. Там еще осталось немного хлеба, поэтому я делаю тосты и даже достаю масло из холодильника. Беру из маминой приправницы корицу и сахар. Запах жареного хлеба напоминает мне о 'Самбо' и о времени, что я провел там с Сэм, когда она рассказывала мне о женщине, которая кормила своих детей тостами с водой.
Меня после сегодняшнего дня тоже ждут бутерброды с маслом и вода. Каждый день.
Покидая дом, я задерживаю дыхание, когда прохожу мимо мамы. Мухи жужжат громче, чем раньше. Сейчас я не могу думать ни о них, ни о том, что они сделали с мамой. Мне нужно поесть и начать размышлять о том, что меня сегодня ждет. Я держу тост поближе к себе. Не хочу, чтобы мухи на него садились. Выхожу на улицу и запираю дверь. Мистер Артуэлл слышит меня и кивает. Перед ним полная тарелка бекона, он во что-то его макает. Сироп? Я киваю в ответ и бегу к рельсам, по дороге пережевывая тост.
Я в буфете, обедаю с Картером. Я совсем не голоден, но знаю: поесть мне нужно. Это поможет. Я ковыряюсь в тарелке, запихиваю еду себе в рот маленькими кусочками. Картер болтает без умолку, что-то о том, как ходил вчера вечером в кино и добрался до второй базы[7] с Бетти Мейсон, но ее об этом спрашивать нельзя, потому что это их секрет. Я сижу и молча и вежливо слушаю его вранье. Но он видит, что я нервничаю, и говорит мне об этом.