Мысль о том, что такое слово легко могло попасться мне, обескураживает, и я подхожу к микрофону неуверенный в себе. Готовый к поражению. Зрители, которых мне удается разглядеть за ярким светом прожектора, не улыбаются. Каждый напряжен, чуть не хмурится, будто им неудобно смотреть на происходящее. Я вижу Картера. Он что-то жует — наверное, карандаш. Не улыбается, не кривляется, только напряженно жует, потом сплевывает.
— Декомпозиция.
У меня едва не подгибаются колени, когда я это слышу. Мне кажется, это какая-то жестокая шутка, будто судья надо мной насмехается. Я, должно быть, выгляжу так, будто мне нужна дополнительная помощь, потому что он повторяет слово, теперь громче:
— Декомпозиция.
А потом произносит предложение:
— Гниющий фрукт находился в состоянии декомпозиции.
Это похоже на заговор, и все зрители будто знают, что моя мать гниет дома, пока я стою здесь на сцене, пытаясь выиграть что-то на память о временах, проведенных в Магуайрской школе. Я чувствую, как меня бросает в жар. Наверное, так бывает, когда кто-то краснеет или когда случается прилив крови, на который жалуются Хелен и Джерри за картами, обмахивая журналами свои покрасневшие лица.
В зале гробовая тишина. Пусть я вижу не всех, но ощущаю присутствие каждого. У меня стучит в висках, пересыхает в горле. Последние шесть дней сказываются на мне сильнее, чем я мог вообразить, и у меня на глазах наворачиваются слезы, готовые вот-вот скатиться по щекам.
— Мама, — говорю я прямо в микрофон, и мой голос усиливается, достигая каждого уха в зале, звуча гораздо громче, чем нужно. У меня дрожит подбородок, сдерживать слезы я больше не могу, перед глазами плывет. Я слышу, как кто-то фыркает, хихикает, перешептывается. Взгляд на вещи полностью меняется, и я чувствую, что победа была бы незаслуженной. И прежде чем проиграть у всех на глазах, я решаю положить всему конец.
— Де… Декомпозиция. Д-Е-К-О-М-П…И-З-И-Ц-И-Я.
Слышится всеобщий вздох, и судья говорит, что ему жаль, но ответ неверный. Я ухожу за кулисы, миссис Пенни следует за мной. Догнав меня, она кладет руку мне на плечо и спрашивает, все ли у меня хорошо. Я говорю, что да. Она успокаивает меня: ничего страшного, если я не знаю, как пишется слово, я победитель уже потому, что занял второе место, и, если бы даже не занял, все равно был бы победителем просто потому, что попытался. Она говорит, что гордится мной. Я благодарю ее в ответ: пусть она думает, что это все только из-за того, что я неправильно произнес слово.
— Вот, милый. Ты заслужил. — Она вручает мне красную ленточку с дощечки с призами. — Поздравляю, Дэнни. А теперь иди домой и расскажи всем, какой ты молодец.
Я беру ленточку и провожу по ней большим пальцем. Она жесткая и шероховатая. Золотистая надпись: '2-е место' — сияет даже в темноте. Куда бы я ни отправился, я повешу ее на стену.
Я слышу, как судья объявляет Трейси Шепард победителем и зал взрывается аплодисментами. Я спускаюсь со сцены через боковой выход и незаметно прохожу в дальний конец помещения. Картер видит меня и встречает у двустворчатой двери.
— Эй, Дэнни. Ты в порядке?
Я ничего ему не объясняю. И вообще избегаю ответа. Скоро он и так все узнает.
— Спасибо, Картер.
— За что?
— Просто за дружбу. Ты хороший друг.
Я протягиваю ему руку. Он странно на меня смотрит, будто не понимает ничего из того, что происходит последние пять минут. Мы пожимаем руки, и я похлопываю его по спине, а потом выхожу из зала.
Я не иду длинным путем. Хочу поскорее со всем закончить. Я устал, голоден, хочу кричать, вопить — выплеснуть всю злость, все огорчение и печаль. Я понимаю, что держать все это в себе можно лишь до определенного времени, а потом оно вырвется наружу, еще и в неподходящий момент.
Я киваю мистеру Артуэллу — он поднимает свое пиво и выдыхает облачко дыма, которое окутывает его лицо, а потом уносится ветром. Я отпираю дверь и, задержав дыхание, вхожу в дом. В этот раз я оставляю дверь открытой. Стою и смотрю на маму: странный шар под полиэтиленом сидит на полу, будто как попало завернутая скульптура, ждущая, когда с нее снимут покрывало. Повсюду суетятся мухи: копошатся под пленкой, летают по комнате, как безумные, словно не могут решить, садиться им или нет.
Я прохожу мимо мамы в столовую и открываю раздвижную дверь. В дом врывается сильный порыв ветра, словно желая продуть, очистить его. Я наклоняюсь, подключаю телефон к разъему на стене и набираю 911. Слышу три гудка, после чего женщина на другом конце берет трубку и спрашивает, что у меня случилось. Я говорю ей, что у меня умерла мама, и называю свой адрес. Женщина начинает дальше задавать вопросы, и я вешаю трубку.