Но у профессора-доктринера отношения человека к природе с самого начала выступают не как практические отношения, т.е. основанные на действии, а как теоретические; уже в первом предложении спутаны два отношения такого рода: так как в следующем предложении «внешние средства для удовлетворения потребностей» или «внешние блага» превращаются в «предметы внешнего мира», то первое из подразумеваемых отношений приобретает следующий вид: человек находится в отношении к предметам внешнего мира как к средствам удовлетворения его потребностей. Но люди никоим образом не начинают с того, что «стоят в теоретическом отношении к предметам внешнего мира». Как и другие животные, они начинают с того, что едят и пьют и т.д., т.е. не «стоят» в каком-нибудь отношении, а активно действуют, при помощи действия овладевают известными предметами внешнего мира и таким образом удовлетворяют свои потребности. (Они, следовательно, начинают с производства.) Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов «удовлетворять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери научаются и «теоретически» отличать внешние предметы, служащие удовлетворению их потребностей, от всех других предметов. На известном уровне дальнейшего развития, после того как умножились и дальше развивались потребности людей и виды деятельности, которыми они удовлетворяются, люди дают отдельные названия целым классам этих предметов, которые они уже отличали на опыте от остального внешнего мира. Это необходимо наступает, так как в процессе производства, т.е. в процессе присвоения этих предметов, люди постоянно находятся в трудовой связи (werktätiger Umgang) друг с другом и с этими предметами и вскоре начинают также борьбу с другими людьми из-за этих предметов, но это словесное наименование лишь выражает в виде представления то, что повторяющаяся деятельность превратила в опыт, а именно: что людям, уже живущим в определенной общественной связи (а такое предположение вытекает необходимо из наличия речи), определенные внешние предметы служат для удовлетворения их потребностей. Люди дают этим предметам особое (родовое) название лишь потому, что им уже известна способность этих предметов служить удовлетворению их потребностей и что они стараются при помощи более или менее часто повторяющейся деятельности овладеть ими и сохранить их в своем владении; они, возможно, называют эти предметы «благами» или как-нибудь иначе, что обозначает, что они на практике употребляют эти продукты, что последние им полезны; они приписывают предмету характер полезности, как будто присущий самому предмету, хотя овца вряд ли сочла бы своим «полезным» свойством тот факт, что она годится в пищу человека.
Итак: люди начали фактически с того, что присваивали себе предметы внешнего мира как средства для удовлетворения их собственных потребностей и т.д. и т.д., впоследствии они пришли к тому, что и словесно начали называть их средствами удовлетворения их потребностей, – каковыми они уже были в практическом опыте, – предметами, которые их «удовлетворяют». Если назвать то обстоятельство, что люди не только на практике относятся к подобным предметам как к средствам удовлетворения их потребностей, но также в представлении и в словесном выражении характеризуют их как предметы, «удовлетворяющие» их потребности, а тем самым и их самих (пока потребность человека не удовлетворена, он находится в состоянии недовольства своими потребностями, а следовательно и самим собой), – если, «в соответствии с немецким словоупотреблением», сказать, что это значит «придавать стоимость» предметам, то мы доказали, что общее понятие «стоимость» проистекает из отношения людей к предметам внешнего мира, удовлетворяющим их потребности, что, следовательно, это и есть родовое понятие «стоимости» и что все другие виды стоимости, например химическая валентность (Wert) элементов [непереводимая игра слов: и стоимость, и валентность обозначаются по-немецки термином Wert], представляют лишь разновидность этого понятия.