Употребление образов из области природы или техники неизбежно, пока в нашем языке еще не выработалась специальная и ясная терминология для описания социально-исторических процессов. Понятно, почему историки поначалу обратились к образам из других областей: они хотели показать принудительный характер социальных процессов. И какие бы недоразумения ни возникали от того, что социальные процессы с присущей им принудительностью, рождаемой из взаимосвязями между людьми, приравнивались по своей природе и сущности к вращению Земли вокруг Солнца или к движению двигателя, в этих формулировках недвусмысленно присутствовала новая структурно-историческая постановка вопроса. Вопрос о том, как поздние институты относятся к сходным институтам, характерным для более ранней фазы развития, сохранил свое значение. Но главным в историческом исследовании оказывается иной вопрос: почему изменяются институты, поведение или аффекты, и почему они меняются именно таким образом? Этот вопрос приводит нас к признанию наличия строгой упорядоченности в социально-исторических трансформациях. До сих пор не всегда хорошо понимают, что эти трансформации следует выводить вовсе не из чего-либо остающегося неизменным, что в истории вообще нельзя найти изолированных фактов, существующих сами по себе, — они всегда переплетены с другими фактами.
Такого рода трансформации непонятны и в том случае, если при их объяснении мы ограничиваемся рассмотрением изложенных в книгах идей отдельных лиц. Если вопрос ставится о социальных процессах, то принудительность нужно искать во взаимосвязи человеческих отношений, в самом обществе, придающем принуждению определенные формы и направленность. Это относится и к процессу феодализации, и к процессу растущего разделения труда, и к бесчисленному множеству других процессов, которые наш понятийный аппарат лишает процессуального характера, фиксируя лишь институты, сформированные тем или иным процессом, — например, «абсолютизм», «капитализм», «натуральное хозяйство», «денежная экономика» и т. п. Но за всеми этими понятиями стоят изменения в структуре человеческих отношений — изменения, явно не планировавшиеся индивидами, которые вынуждены были подчиняться этим изменениям, нравились они им или нет. Наконец, это относится и к изменениям самого человеческого habitus’a, к процессу цивилизации.
Одним из важнейших факторов, вызывающих изменение структуры человеческих отношений и соответствующих им институтов, является увеличение или уменьшение населения. Его нельзя изолировать от всей динамики человеческих отношений. В то же время было бы неправильным считать его некой «первопричиной» социально-исторического движения, в качестве какового оно с легкостью может выступать в силу господствующего сегодня стиля мышления. Тем не менее, в общей констелляции трансформационных факторов оно играет важную и заметную роль. Благодаря ему особо отчетливо проявляется принудительность воздействия социальных сил. Нам остается исследовать, какую роль факторы подобного рода играли на интересующей нас фазе развития. Понять это нам поможет краткое рассмотрение последних этапов великого переселения народов.
Вплоть до VIII–IX вв. происходят все новые и новые вторжения кочевых народов с востока, севера и юга на древние земли Европы, где население уже давно было оседлым. Это была последняя и самая сильная волна движения, длившегося значительный период времени. Мы видим только отдельные моменты этого движения: приход эллинских «варваров» в древние оседлые районы Малой Азии и на Балканский полуостров, приток италийских «варваров» на соседний полуостров, выдвижение «варваров»-кельтов в эти земли, которые к тому времени «цивилизовались» и сделались «древними культурными землями», а затем окончательное закрепление кельтских племен к западу, а отчасти и к северу от этих земель.
Наконец, огромную часть территории, ставшей к тому времени единой «страной культуры», буквально наводнили германские племена. А затем германцы начали защищать эту завоеванную ими «страну» от новых волн переселенцев, наступавших со всех сторон.
Вскоре после смерти в 632 г. Мохаммеда приходят в движение арабы[24]. В 713 г. они завоевывают всю Испанию за исключением гор Астурии. К середине VIII в. эта волна иссякает, достигнув южной границы Франции, подобно тому, как ранее кельтские волны остановились перед воротами Рима.
24
По этому вопросу см.: