Другой выход из релятивистского тупика Манхейм попытался найти, утверждая, что между «укорененными» в своих интересах и идеологиях классами существует еще одна социальная группа — «свободно-парящая интеллигенция» («freischwebende Intelligenz»). Ее мышление не определяется идеологией уже потому, что она не обладает специфическими классовыми интересами. Этот тезис, однако, является сомнительным, особенно сегодня, когда научные и культурные институты финансируются либо государством, либо мощными промышленными корпорациями.
Особое внимание Манхейм уделял феномену конкуренции, борьбе за «жизненные шансы». Элиас во многом отталкивался от этого положения Манхейма в своих работах, хотя считал, что тот преувеличивал значение конкуренции. Отчасти это происходило по личным причинам — Манхейм отличался необычайным честолюбием и жестко отстаивал собственные интересы. Где бы он ни начинал работать, тут же вступал в конкуренцию с другими учеными: так было и в Гейдельберге, и во Франкфурте, и в Англии, куда он эмигрировал в 1933 г. По воспоминаниям Элиаса, в эту борьбу Манхейм вступал «с невинностью ребенка», будучи эгоцентриком, убежденным в собственной правоте. Именно этим объясняется и то, что в своем получившем широкий отклик докладе «Значение конкуренции в духовной сфере» он в присутствии практически всех немецких социологов[200]довольно резко высказался по поводу либеральной традиции, к которой принадлежал прежде всего М. Вебер.
Доклад получился блестящий — с этим были согласны и оппоненты Мангейма. В нем Манхейм релятивизировал все позиции, в том числе и либерализм с его тезисом о «свободном от ценностей» рациональном познании. Либерализм, отмечал Манхейм, стремится выступать как некая «партия середины» и превозносит рациональную дискуссию, свободу обсуждения, не замечая того, что все это — не свободное служение истине в социальных науках, но классовая позиция определенных групп буржуазии. Хотя в этом же выступлении Манхейм не менее решительно релятивизировал позиции консерваторов и марксистов, его доклад был воспринят прежде всего как атака на авторитет Макса Вебера. Естественно, ему оппонировал Альфред Вебер, отстаивая не только память о брате, но и собственную либеральную позицию. С его точки зрения, в этом докладе в очередной раз пропагандировался плохо прикрытый новой терминологией материализм, сводящий все объективное и духовное к индивидуальным и групповым интересам.
Элиас тоже принял участие в дискуссии. В его воспоминаниях этой дискуссии уделено немало страниц потому, что Элиас в своем творчестве отталкивался от концепций именно этих двух социологов. В центре внимания социологов тогда стояли проблемы, поставленные Марксом. Первый шаг к преодолению марксизма был сделан М. Вебером — не только в работе по протестантской этике, но и в огромной книге «Хозяйство и общество». А.Вебер, вслед за своим братом, пытался показать ограниченность марксистского подхода к области культуры; Манхейм также отходил от марксизма, поскольку релятивизировал и марксизм в качестве идеологии. По мнению Элиаса, обе последние попытки преодоления марксизма были неудачными именно потому, что Маркс рассматривал долговременные социальные процессы, пытался найти логику исторического процесса. Элиас был согласен с М. Вебером: он также считал ошибочным тезис Маркса о сводимости движущих сил истории к одной сфере производства и экономических интересов[201]. Но для Элиаса, осваивавшего в 20-е годы труды Маркса, казалось очевидным, что опровергнуть его учение можно лишь с помощью теории, которая не менее марксизма ориентирована на историческое познание. Он полагал, что, как и все основоположники социологии, Маркс мыслил исторически; то же самое можно сказать о Конте, Дюркгейме, Вебере или Парето. Но это не означает, что их воззрения можно заключить в рубрику «историческая социология». Эти мыслители задавали социологические вопросы по поводу истории, они понимали, что без исторического горизонта невозможно правильное видение современных проблем. Поэтому в дальнейшем Элиас будет вести неустанную полемику с той социологией, что стала господствовать после Второй мировой войны, — социологий, практически утратившей историческое видение.
200
Доклад зачитан на съезде немецких социологов, имевшем место в Цюрихе в 1928 г. Хотя Манхейм в то время был только приват-доцентом (да еще и эмигрантом), а по традиции основные доклады полагалось зачитывать только известным профессорам, он получил на это право, поскольку уже имел репутацию ведущего немецкого социолога.
201
Разумеется, научный редукционизм Маркса следует отличать от его пророчеств, не говоря уж о тех тезисах, что утверждались впоследствии от его имени.