Кроме того, мы имеем следующие замечания по разделу "Комментарий".
1. Правильно разграничивая в примечании No 59 ругиев и лугиев и считая вторых славянским племенем, Е. Ч. Скржинская не ставит вопроса об этнической принадлежности каждого из более мелких племен, входящих в племенной союз лугиев (согласно гл. 43 "Германии" Тацита). Между тем описанный Тацитом культ двух божеств, называемых Алки и напоминающих, по его словам, Кастора и Поллукса, у одного из этих племен, входящего, по мнению Тацита, в состав лугиев, а именно у наганарвалов, очень напоминает древнегерманские культы. Весьма возможно, что Тацит допустил ошибку, причислив наганарвалов к лугиям, тем более что он не отмечает наличия подобного культа у других названных им племен "лугийского" союза.
Е. Ч. Скржинская справедливо указывает, что "в источниках, содержащих этнические (почти всегда чуждые автору) названия и описания расселения племен, часто бывают не только неточности, но и путаница". Хотя комментатор совершенно правомерно не относит это общее положение к Тациту, к которому оно и в самом деле менее всего применимо, тем не менее не исключена возможность указанной выше ошибки Тацита (см. стр. 185). Однако вопрос об этнической принадлежности племени наганарвалов этим замечанием еще не разрешается. Кстати, Тацит говорит о ругиях в 44, а не в 43 гл. "Германии"; в 43 гл. (вслед за маркоманнами, квадами и другими примыкающими к ним племенами) упоминаются только лугии, а в 44 гл. - сначала идет речь о лугиях и готонах, а потом о ругиях и лемовиях; в конце же 44 гл. описывается быт свионов; в 43 гл. ругии не упоминаются 8.
2. В примечании No 388 Е. Ч. Скржинская цитирует текст Аммиана Марцеллина об отсутствии рабства у аланов (servitus quid sit ignorabant. - Amm. Marc., XXXI, 2, 25). Интересно было бы поставить вопрос, о каком именно рабстве здесь идет речь. Ибо если в общественном строе аланов "заметны черты военной демократии" (как полагает Е. Ч. Скржинская на стр. 276), то у них могло иметь место так называемое патриархальное рабство, которое на аналогичной стадии развития наблюдается у германских и славянских племен. Отсутствие его у аланов представляет интересную особенность и требует дальнейшего объяснения.
3. В примечании No 379 Е. Ч. Скржинская справедливо отмечает воздействие славян на культуру гуннов (в результате соприкосновения последних с антами в конце IV в. на Днепре и пребывания славян на Тиссе и в Паннонии уже в V в.). Не сказалось ли это влияние (кроме приведенных в примечаниях заимствований отдельных славянских слов) и на изменении уровня хозяйственного развития гуннов, которые постепенно превращались в оседающих на землю кочевников, частично переходивших к низшим формам земледелия? Возможно, что подобный переход происходил и у аланов: трафаретность изображения гуннов и аланов у Аммиана Марцеллина (см. Е. Ч. Скржинская, стр. 277) отмечается некоторыми исследователями, на наш взгляд, совершенно правильно.
4. В примечании No 245 сказано, что название "Каталония" произошло от племенных названий готов и аланов (собственно "Готоалания") - подобно тому, как "Андалузия" - от названия вандалов; между тем в примечании No 388 это предположение, касающееся Каталонии, отвергается в такой форме: "выражается сомнение относительно того, что имя "аланы" содержится в некоторых географических названиях; например, Каталония едва ли получалась из Gothalania (стр. 280)". Следовало бы либо точнее указать, кем именно и на каком основании выражается это сомнение, либо как-нибудь согласовать утверждения на стр. 240 и 280.
5. В примечании No 610, посвященном антам, сказано: "не имеется пока в распоряжении историков и достаточно четких следов пребывания готов в Причерноморье". Так как Е. Ч. Скржинская на протяжении всего текста "Комментариев" подробно прослеживает по письменным памятникам пребывание остготов и вестготов в различных областях Северного Причерноморья (см., например, стр. 190-191), то вышеприведенное утверждение, очевидно, имеет в виду отсутствие достаточно определенных археологических данных о пребывании готов в Северном Причерноморье.
6. В примечании No 314 следовало бы несколько уточнить датировку Бургундской Правды: вместо "свод законов конца V- VI вв." - лучше было бы сказать: "конца V-начала VI вв."
Большой научной заслугой Е. Ч. Скржинской следует считать установление во вступительной статье ("Иордан и его "Getica"") политической тенденции "Getica" и раскрытие ее социального смысла. В пользу своего понимания этой политической направленности "Getica" Е. Ч. Скржинская привела целый ряд весьма существенных аргументов и построила хорошо продуманную систему логических умозаключений. Отнюдь не оспаривая их убедительность, мы позволим себе заметить только следующее.
При всем различии политической тенденции утерянной "Истории готов" Кассиодора и дошедшей до нас "Getica" Иордана историческое содержание обоих сочинений очень близко друг к другу, ибо и то, и другое посвящено истории готов с древнейших времен. Более того, и Кассиодор, и Иордан производят готов от гетов; оба в одинаковой мере прославляют могущество готов на всем протяжении их истории и мощь королевского дома Амалов. Конечно, заключительная часть труда Кассиодора естественным образом отличается от заключения труда Иордана, так как у Иордана и изложение событий доведено до более позднего срока, и политическая тенденция иная. Однако, хотя "Getica" Иордана и может быть названа в известном смысле публицистическим трактатом (см. стр. 72), это обозначение все же далеко не исчерпывает ее содержания: наряду с этим "Getica" Иордана, как и хроника Кассиодора, есть историческое сочинение, излагающее не только современные авторам события, но всю прошлую историю готов. Это изложение готской истории с I до начала VI в. тоже имеет свою тенденцию, но она у обоих авторов одинакова и заключается в отмеченном выше прославлении готов и преувеличении древности их истории. Преклонение Иордана перед победителями Юстинианом и Велисарием в заключительном параграфе (316) его "Getica" можно объяснить и как своего рода captatio benevolentiae автора. Поэтому применительно к исторической стороне "Getica" понятно утверждение большинства исследователей (за исключением, может быть, только одного Джунта), что она написана "в духе Кассиодора" 9.
В связи с этим возникает вопрос: для какой цели нужно было, с точки зрения италийской и части готской знати, в изменившейся в 550-551 гг. военно-политической ситуации сохранять в новом труде Иордана прежнее прославление готов и тем более королевского рода Амалов, которому посвящена была хроника Кассиодора? Ведь политическая программа италийской знати ко времени приближавшегося полного поражения Тотилы заключалась, по-видимому, в стремлении к ликвидации Остготского королевства и к включению Италии в состав Восточной империи. Правда, в разделе "Комментарий" Е. Ч. Скржинская отмечает, "что в период написания ""Getica" Иорданом такая тенденция (преувеличение древности истории готов. - А. Н.) была весьма важна и нужна для политики еще оставшихся в Италии остроготов" (прим. No 344). Однако, по справедливому мнению Е. Ч. Скржинской, интересами этих "оставшихся в Италии остготов" нельзя объяснять самый факт изменения общей политической тенденции в ""Getica" Иордана" по сравнению с тенденцией хроники Кассиодора, да еще в обстановке окончательного поражения остготов.
В свете высказанных нами соображений представляется не до конца доказанной гипотеза об уничтожении хроники Кассиодора (стр. 37). Почему не предположить, что она просто пропала в обстановке непрестанных военных столкновений, особенно во время начавшегося вскоре после кратковременного византийского господства вторжения лангобардов в Италию? Ведь многие хроники постигла та же участь без их нарочитого уничтожения. Весьма возможно, что хроника Кассиодора именно потому и была утрачена, что ввиду ее больших размеров она была размножена, как полагает Е. Ч. Скржинская, в малом количестве экземпляров, между тем как небольшое сочинение Иордана, так сказать, "популярно" излагавшее готскую историю Кассиодора, переписано было в большом количестве списков.