— Значит, я монстр? — тихо проговорила она, и на ее губах вдруг вспыхнула знакомая приторная улыбка. Вот только голубые глаза горели ледяным огнем. — Пусть будет по-твоему.
Она забрала со стола стопку пергаментов и сунула ее в руки МакГонагалл.
— Доброй ночи, профессор.
Круто развернувшись, она направилась прочь, чувствуя, как взгляд Минервы неотступно следует за ней. Ее всё еще потряхивало от пережитого напряжения, но она усилием воли заставила себя держаться гордо. Больше она не покажет слабости.
Монстр. Что ж, они еще не знают, каким монстром она может быть.
Лондон, 15 июля 1971 года.
Теплые лучи утреннего солнца, проникающие через распахнутое окно, приятно грели кожу, заполняя комнату ярким светом. Долорес, не открывая глаз, натянула одеяло на голову в попытке вернуться в объятия сна и перевернулась на другой бок.
— Пора вставать, соня, — раздался над ухом ласковый голос.
Одеяло оказалось стянуто, и Долорес ощутила мягкость женских губ на своей щеке. Поцелуй длился лишь мгновение, но его хватило, чтобы девушка окончательно проснулась. Ее руки ставшим уже привычным движением обхватили Минерву за талию, увлекая к себе в постель. МакГонагалл едва слышно рассмеялась, пытаясь шутя освободиться из капкана девичьих рук, но Долорес не собиралась отпускать свою «добычу». Раз уж ее всё равно разбудили…
Длинные черные волосы Минервы были еще влажными после душа, и капли воды, сверкая в лучах солнца подобно крошечным алмазам, стекали ей на грудь, оставляя тонкие влажные дорожки. Уложив любимую на атласные простыни, Долорес припала к ее груди, с жадностью измученного жаждой путника слизывая с гладкой кожи остатки влаги. Она стянула с МакГонагалл тонкий шелковый халат, с удовольствием обнаружив, что под ним у нее ничего нет.
Всегда такая строгая и неприступная, под ее ласкающими движениями Минерва всякий раз словно преображалась, обнажая скрытую где-то глубоко внутри мягкость; податливое женское тело таяло под напором ее поцелуев. Ее пальцы зарылись в каштановые кудри, и она подалась вперед, тихо постанывая от удовольствия. Ее грудь соблазнительно вздымалась от частого, прерывистого дыхания. Ласки Долорес, смелые и настойчивые, уже не имели ничего общего с теми стеснительными движениями юной неопытной девушки. За этот год она научилась доставлять возлюбленной удовольствие, изучив каждый миллиметр ее тела.
Она чувствовала, как Минерва дрожит от нетерпения в ее руках, ощущала под своими ладонями набухшие бусины ее сосков. Не открывая глаз, Минерва притянула девушку еще ближе, позволяя, разрешая, прося. Всё внутри запульсировало, когда пальцы Долорес уверенно заскользили вниз по ее животу, царапая обнаженную нежную кожу, заставляя мириады мурашек бежать по всему ее телу.
Дыхание, учащенное и горячее, сбивалось с ритма, рвалось наружу откровенными стонами. Минерва вскрикнула, ощутив резкий толчок и чувствуя пальцы Долорес внутри себя. Она застонала тихо, едва слышно, умоляя не останавливаться. Когда напряжение внутри нее прорвалось, наконец, резким вскриком, Долорес победно улыбнулась, сама тяжело дыша, чувствуя прикосновения ее разгоряченной кожи к своей, целуя податливые губы. Ощущение полной своей власти над лежащей в ее объятиях женщиной, расслабленной и тихо постанывающей под ее поцелуями, сводило с ума. В такие минуты Минерва принадлежит только ей одной.
Выбраться из постели, несмотря на протесты Долорес, Минерве удалось лишь час спустя.
— Мне нужно в Хогвартс. Кажется, Дамблдор нашел нового преподавателя на должность профессора Защиты от темных искусств.
Каждый год одно и тоже. Прежде Минерва даже не подозревала, что можно проклясть должность. Преподаватели менялись с завидной регулярностью, и желающих преподавать в Хогвартсе Защиту от темных искусств с каждым годом становилось все меньше. Дамблдор даже шутил, что однажды этот предмет совсем придется убрать из списка дисциплин, потому что его просто некому будет преподавать.
— Опять этот Хогвартс, — обиженно застонала Амбридж, переворачиваясь на живот и завороженно наблюдая за тем, как одевается Минерва.
Она никогда не понимала, почему, имея привлекательную фигуру, МакГонагалл по большей части носит длинные строгие платья, скрывающие прелести ее тела.
— Была бы моя воля, я бы никогда никуда тебя не отпускала, — мечтательно проговорила девушка. — Чтобы мы всегда были вместе.
— Так не бывает, — рассмеялась Минерва и, подойдя к постели, повернулась к Долорес спиной. — Помоги, пожалуйста.
— Но я хочу, — Долорес застегнула молнию на ее платье и, убрав на сторону длинные черные локоны, поцеловала Минерву в шею. — Что в этом плохого?
— У каждого должна быть и своя жизнь тоже, — мягко проговорила МакГонагалл, выскользнув из сладких объятий. — Тебе скоро исполнится девятнадцать. Еще несколько лет и придется задуматься о замужестве.
— Мне никто кроме тебя не нужен, — упрямо покачала головой Амбридж. — И я собираюсь провести с тобой остаток жизни.
МакГонагалл лишь покачала головой, осматривая комнату, словно в поисках чего-то. Наконец, ее взгляд остановился на сидящей в постели девушке, и она коротко вздохнула.
— Мы ведь это уже обсуждали, — терпеливо проговорила она, подходя к ней и нежно касаясь ее лица. Амбридж смотрела на нее снизу вверх с затаенным обожанием.
Минерва всё еще не оставляла попыток достучаться до ее разума. Любовная связь двух женщин в их мире никогда не приветствовалась. Это бросит тень на них обеих, и избавиться от нее будет уже невозможно. А жить постоянно скрываясь слишком тяжело. Но как Минерва не старалась, она никак не могла убедить в этом Долорес. В последний раз такой разговор закончился едва ли не истерикой девушки. Ее привязанность к Минерве стала приобретать оттенки навязчивости, которые стали слишком заметны, чтобы их игнорировать. Но все попытки МакГонагалл вернуть их отношения в привычное русло вдребезги разбивались об одну коротенькую фразу.
— Я так сильно тебя люблю, — проговорила Долорес, прижимаясь к Минерве подобно ищущему ласки котенку. Каштановые кудри, не такие длинные, как у самой МакГонагалл, водопадом заструились по ее груди. — Иногда мне кажется, что без тебя я совсем перестану существовать.
При других обстоятельствах подобная фраза безусловно польстила бы ей, но сейчас у Минервы мурашки побежали по спине, и она усилием воли заставила себя улыбнуться.
— Не говори глупостей, — она погладила девушку по голове. — Тебе нужно завести друзей, проводить время с людьми, веселиться, ты ведь еще так молода.
Словно вспомнив что-то, она решительно направилась в ванную.
— Но мне интересно только с тобой, — крикнула ей вдогонку Долорес. — Ты красивая, умная и можешь быть очень веселой, когда захочешь. А еще ты заботливая, добрая, нежная…
— Притормози с эпитетами, — донеслось из ванной.
Через минуту Минерва вернулась в комнату и, оглядев себя в зеркало, удовлетворенно кивнула.
— Что это?
Долорес с удивлением рассматривала маленький золотой кулон, поблескивающий на шее у женщины. Странно, Минерва не часто носила драгоценности, да и такого украшения она у нее не помнит.
— Просто подарок.
Кажется, Минерва не заметила, как изменилось лицо Амбридж. Словно солнце вдруг скрылось за плотной пеленой грозовых туч.
— От кого? — напряженно спросила Долорес, медленно поднимаясь с постели.
Она вся подобралась, словно готовящаяся к броску змея. Голубые глаза вдруг сделались холодными, словно лед.
— Неважно, — Минерва невольно нахмурилась, заметив в зеркале отражение девушки. — Что не так, Долорес?
Впрочем, она уже знала ответ. Одно неосторожно сказанное слово вмиг разрушило приятную атмосферу, царящую в комнате.
— Это ведь его подарок, верно?
— Чей?
Минерва еще надеялась нивелировать стремительно разгорающийся конфликт. Признаться, она порядком от этого устала. Следить за каждым своим словом из опасения не вполне адекватной реакции Долорес. Порой ей казалось, что если бы у Амбридж была такая возможность, она бы действительно заперла бы Минерву в этой крошечной квартирке, никуда не пуская и не давая ни с кем видеться. Вспышки ревности в последнее время стали куда более частыми и бурными.