— Урхарта. Это ведь он подарил. И не пытайся меня обманывать.
Прежде чем Минерва успела среагировать, Долорес подскочила к ней и сорвала кулон с ее шеи. Женщина удивленно охнула, отступая на шаг. Но через мгновение тонкие брови нахмурились, превратившись практически в ровную линию.
— Отдай немедленно, — строго проговорила Минерва, протягивая к Долорес руку.
Но Амбридж отрицательно покачала головой, сильнее стискивая злосчастное украшение в трясущихся пальцах.
— Он сделал тебе предложение, — прошипела она. — Я знаю.
Всё вдруг встало на свои места. Пару недель назад она случайно услышала его разговор с Гейлеком. Элфинстоун расхаживал по кабинету друга, взволнованный словно мальчишка. Долорес наблюдала за ними сквозь щель неплотно прикрытой двери. Урхарт показал Мортимеру маленькую бархатную коробочку, на что тот еще усмехнулся со словами, что в таких случаях принято дарить кольцо. Долорес тогда не поняла, о ком идет речь, и мысленно порадовалась, что у Урхарта кто-то появился и он, наконец, оставит МакГонагалл в покое. Какой же наивной она была! А Минерва, тоже хороша. Как можно было принять подарок? Неужели она согласилась?
— Вот почему ты постоянно говоришь мне о моем будущем и о замужестве! — вдруг закричала Амбридж. — Дело не во мне, а в тебе! Ты сама собралась замуж! За Урхарта!
— Прекрати нести чушь, Долорес! — раздраженно бросила МакГонагалл, делая еще одну попытку забрать у нее кулон. — Я отказала Элфинстоуну, как отказывала и прежде. Он подарил его мне просто в знак того, что мой отказ не перечеркнет долгие годы нашей с ним дружбы. Отдай немедленно или я…
— Никогда!
Она швырнула кулон на пол и, схватив палочку, громко прокричала:
— Редукто!
В тот же миг золотой кулон рассыпался в прах, оставив на деревянных досках черный, словно от ожога, след. В комнате повисла тягостная тишина. Минерва не двигалась с места. Взгляд ее зеленых глаз был прикован к тому месту, где секунду назад лежал кулон.
Долорес чувствовала, как ее вдруг охватил озноб. Красная пелена гнева, застившая глаза, начала спадать, открывая весь масштаб катастрофы.
— Минерва, я… — начала было она, но МакГонагалл взмахом руки заставила ее вновь умолкнуть.
— Я возвращаюсь в Хогвартс, — в ее голосе не было ни намека на эмоции, и от этого Долорес сделалось совсем страшно. — А завтра уезжаю к брату на неделю. Поговорим, когда вернусь. Надеюсь, за это время ты осознаешь, насколько непозволительно и эгоистично себя вела.
Ей нужно успокоиться. Нельзя выяснять отношения прямо сейчас, когда они обе на взводе. Иначе станет только хуже.
Больше не говоря ни слова, Минерва скрылась за дверью. До Амбридж донесся приглушенный хлопок аппарации. И в тот же миг с нее словно заклинание оцепенения спало, и она медленно опустилась на пол, обхватив себя руками. Ее трясло, из груди рвались судорожные всхлипы начинающейся истерики. Ей было страшно, но еще больше она гневалась. Злость и ярость медленно растекались по организму, подобно яду, отравляя разум, лишая возможности здраво мыслить.
Чертов Урхарт! Это все из-за него! Но он заплатит. Великий Мерлин, он заплатит! Долорес никому не позволит разлучить их с Минервой. Она всё исправит. И тогда они вновь будут счастливы.
Она не находила себе места. Как бы Минерва не старалась, в последующие дни ей никак не удавалось сконцентрироваться ни на работе, ни на делах семьи. Перед глазами постоянно стояло лицо, ее лицо. Голубые глаза смотрели преданно и влюблено, но в этой небесной голубизне светилось и что-то еще, чего она не замечала прежде… Или не хотела замечать. Безумие, фанатичное, ревностное.
Когда-то она сама сказала Долорес: ночь, что они провели вместе, ни к чему не обязывает их обеих. Она верила, что со временем чувства девушки к ней угаснут, юношеский пыл пройдет, как только она вступит во взрослую жизнь. С затаенной печалью она ждала дня, когда ей придется отпустить единственный свет, который по-настоящему согревал ее жизнь. Но она не могла и предположить, что свет превратится во тьму, а столь чистое и невинное чувство в пугающее безумие.
Она упустила тот момент, когда любовь превратилась в бездушное желание обладать. Не увидела изменений, произошедших в Долорес. А ведь сигналы были и много, но она предпочла не замечать их. Но возможно еще не поздно всё исправить?
Их отношения заведут в тупик их обеих. И чем быстрее Долорес поймет это, тем будет лучше. Лучше для всех. Но как объяснить ей это? Как объяснить это человеку, который слепо верит в собственную правоту, извращенный собственническими желаниями.
Чем больше Минерва думала об этом, тем больше ей казалось, что она оказалась в ловушке, угодила в клетку, которую уже не открыть, и она обречена до конца своих дней биться о железные прутья, раздирая в кровь руки… и душу.
Первые несколько дней от Долорес не было известий, и Минерва начала беспокоиться. Но затем письма посыпались словно лавина. Долорес писала, как сильно ее любит, умоляя поскорее вернуться. И каждая строчка, написанная ее почерком, словно стрела пронзала сердце. Ей было больно, мучительно больно. И даже Малкольм, никогда не отличавшийся особой проницательность, в конце концов, спросил, что с ней происходит, почему она такая бледная и явно чем-то встревоженная. Но разве могла она рассказать?! Она уже и не помнила, какую отговорку тогда придумала, что говорил ей брат. Всё отошло на последний план, когда она получила новое письмо. От Мортимера Гейлека.
Оно заставило ее немедленно вернуться в Лондон.
Подходя к знакомому дому, Минерва молила всех богов, каких только знала, что ошибается. Всё не может быть настолько плохо. Квартира встретила ее тишиной. Был вечер, и солнце уже начинало клониться к закату, озаряя всё вокруг мягким желтоватым светом. Минерва прошлась по гостиной, зажигая свечи, раздумывая, как начать разговор. Отчего-то ей было очень страшно. Она боялась услышать правду.
Дверь в прихожей громко хлопнула, заставляя женщину обернуться.
— Минерва!
Радостный визг сотряс стены, и прежде чем МакГонагалл успела среагировать, Долорес налетела на нее, словно ураган, заключая в объятия.
— Ты вернулась! Я так рада. Я безумно по тебе скучала. Не уезжай больше так надолго, ты же знаешь, как мне без тебя плохо.
Поток слов лился не переставая. Радость Долорес казалась такой искренней, но отчего-то от этого становилось только страшнее.
— Долли… — Минерва попыталась высвободиться из объятий, но девушка так крепко в нее вцепилось, что получилось это не сразу. — Нам надо серьезно поговорить.
Только сейчас Амбридж, наконец, почувствовала, как напряжена Минерва. На ее точеном лице не было улыбки, оно казалось бледным и осунувшимся, и зеленые глаза глядели на нее с тревогой.
— Что-то случилось? — она все еще продолжала улыбаться, и вдруг глаза ее расширились. — Ты всё еще злишься на меня за кулон? Прости меня, не знаю, что на меня нашло. Наверное слышать, что кто-то другой предлагает тебе руку и сердце слишком болезненно для меня. Но я знаю, что ты никогда меня не бросишь, ведь мы так любим друг друга, правда?
И она потянулась к губам Минервы, нежно касаясь их в поцелуе. Но Минерва не ответила.
— Дело не в кулоне, — наконец, проговорила она, отстраняясь и отходя к окну. Улица под ними была заполнена спешащими с работы людьми, и Минерва захлопнула ставни. — Элфинстоун едва не погиб, — она обернулась и посмотрела на стоящую посреди комнаты девушку. — Его прокляли, но к счастью, проклятье удалось снять, и теперь он в больнице Святого Мунго.
— Ну и что, — равнодушно пожала плечами Амбридж. — Мне до него нет никакого дела.