Находиться в их доме стало невыносимо. Частые скандалы родителей, взаимные упреки, слезы младшего брата. Долорес мечтала сбежать из этого кошмара. Вернуться в Хогвартс, спасительную крепость ее души. Конечно, школа тоже не идеальна. Изо дня в день ей приходилось иметь дело с маглорожденными выродками, заполонившими Хогвартс.
Она улыбалась им, делая вид, что их связывают узы дружбы, но в душе мечтала увидеть их падение с высоты полной и счастливой жизни, которая так несправедливо досталась тем, кто ее совершенно не заслуживает.
Единственной настоящей отдушиной для нее были зеленые глаза. Ей больше не нужно было придумывать поводы, чтобы остаться наедине с профессором МакГонагалл. Они часто засиживались после уроков в классе трансфигурации за чашечкой чая, обсуждая последние магические изыскания. Долорес помогала Минерве с проверкой работ младших курсов, всё глубже погружаясь в дебри науки трансфигурации, к которой, впрочем, она не питала сильного интереса. Но это был предмет, который преподавала Минерва, а значит, Долорес не может не любить его. Порой их разговоры из научной плоскости переходили в личную. Так, Долорес узнала, что профессор МакГонагалл до того, как стала преподавателем в Хогвартсе, два года работала в Министерстве, она любит малину, прекрасно танцует, а еще в совершенстве говорит по-гэльски (она даже Долорес обучила нескольким фразам). Минерва стала единственным человеком, кому юная Амбридж рассказала всю правду о своей семье. Она бесконечно дорожила тем хрупким доверием, что установилось между ними, и ужасно боялась неосторожным словом разрушить его. А Минерва лишь с улыбкой наблюдала, как маленькая девочка с большими голубыми глазами, которая не любила маглов и так сильно мечтала учиться на Гриффиндоре, что на первом курсе разбила каменную горгулью, охранявшую директорский кабинет, взрослеет у нее на глазах, превращаясь в молодую девушку, умную, амбициозную, настойчивую. И вполне симпатичную. Ей нравилось общество юной слизеринки. Среди студентов редко встретишь столь чуткого и интересного собеседника. И в какой-то момент Минерва с удивлением осознала, что у нее действительно появилась любимица. Слизнорт оказался прав. Декан Гриффиндора прониклась симпатией к студентке Слизерина. Такого история Хогвартса еще не знавала.
А Долорес это чувствовала, и душа ее ликовала. Никто не дарил ей столько искреннего тепла, сколько дарила его Минерва МакГонагалл. И невольно сравнивая профессора трансфигурации с Эллен Кракнелл, Долорес лишь больше начинала презирать мать.
И вот, Эллен ушла. Забрала сына-сквиба и вернулась в свой низменный мирочек никчемных маглов. Отец прислал утром сову с коротеньким письмом. Она даже не удосужилась сама поставить Долорес в известность. Трусливая тварь. Столько лет портить ей жизнь и, в конце концов, просто сбежать. А как же она, ее дочь?
Она презирала мать, но никогда не думала, что та действительно решиться ее бросить, вырвавшись из оков магического брака. И почему она теперь чувствует грусть? Разве она должна ее чувствовать? Разве она должна чувствовать хоть что-то по отношению к этой женщине?
Сидя на ступенях внутреннего дворика, она вдруг с удивлением поняла, что плачет. Горячие капли стекали по лицу, срываясь с подбородка на черную, как ее собственная душа, мантию, оставляя на ней едва заметный след. Ее мать оставила после себя след куда заметнее. Впрочем, вряд ли Долорес лучше, чем одно из этих крошечных пятнышек.
— Мисс Амбридж, почему вы не на уроке?
Строгий голос обрушивается на нее неожиданно, словно ушат ледяной воды. Но у нее нет сил даже просто повернуть голову. Совсем сил не осталось. Она пятно, крошечное и незаметное. Никому не нужное пятно.
— Долорес?
Во второй раз голос прозвучал чуть мягче. Кажется, в нем послышалась тревога. Зашуршали полы мантии, и кто-то тихо присел рядом. Тонкие изящные пальцы осторожно забрали у нее злосчастное письмо, которое она всё еще сжимала в руке, перечитывая снова и снова. На несколько минут воцарилась тишина.
— Мне очень жаль.
Жаль. Ей жаль? Да кому нужна ее жалость?! Где-то глубоко внутри шевелится монстр, злобный отвратительный. И хочется повернуться и закричать. Прямо в ее прекрасное лицо. Чтобы не смотрела так. Не жалела. Она не имеет права.
Рука мягко ложится ей на плечи, притягивая ближе, и Долорес чувствует аромат сирени. Сладкий, дурманящий. Монстр затихает. И появляется другое, незнакомое доселе чувство.
Да, пожалей меня. Что угодно, лишь бы и дальше сидеть вот так в твоих объятиях. Чувствовать теплое дыхание на своей щеке, слушать, как размеренно бьется твое сердце. Как же хорошо. Сладкая нега тягучей волной растекается по телу, концентрируясь внизу живота. И кончики пальцев начинает покалывать, словно от крошечных разрядов электричества. Может это и есть то, что называют искрой?
— Все будет хорошо, — тихо шелестит приятный голос, обволакивая, усыпляя.
И можно дрейфовать в этом море спокойствия и приятной расслабленности.
Да, будет. Все будет. Я тебе верю. Одной тебе верю. Только не отпускай меня. Пожалуйста. Ты так мне нужна.
— Профессор МакГонагалл, — с широкой улыбкой начала Амбридж, приближаясь сквозь толпу к застывшей словно изваяние Минерве. Пространство вокруг них моментально освободилось — очевидно все предпочли наблюдать с безопасного расстояния.
Взгляд МакГонагалл моментально меняется, вновь становясь колким и ледяным. Или это из открытых дверей повеяло осенней сыростью?
— Полагаю, вы уже в курсе некоторых нововведений.
— Возможно, вас это удивит, Долорес, но я умею читать, — сухо парирует она, чуть заметно усмехаясь.
Сарказм в ее голосе тонкий, едва уловимый. Но это помогает Амбридж собраться.
— Рада это слышать, — сладкая улыбка на ее лице сделалась еще шире. — В таком случае, я бы хотела получить личные расписания занятий всех преподавателей, включая учебные планы и подробную статистику успеваемости по каждому курсу. После изучения материалов я составлю план инспекционных проверок, о дате и времени каждый преподаватель будет извещен в день проверки.
— Хорошо, — после секундной паузы проговорила МакГонагалл, глядя на коллегу сверху вниз. — Завтра вы получите все документы.
— Боюсь, вы неправильно меня поняли, дорогая, — сладким тоном проворковала Долорес. — Мне они нужны сегодня.
— Но получите вы их завтра, — отрезала МакГонагалл не терпящим возражений тоном. — Сегодня у меня нет времени их готовить.
Стоящие вокруг ученики злорадно переглянулись. Больше не глядя на Долорес, Минерва решительно прошла мимо, направляясь к центральной лестнице. Она успела подняться на нижнюю ступеньку, когда ее достиг вкрадчивый голос.
— Возможно, директор возложил на вас слишком много обязанностей?
В холле моментально воцарилась тишина. МакГонагалл медленно обернулась. Брови ее сошлись в прямую жесткую линию.
— Что вы хотите этим сказать? — холодно произнесла она, прожигая Амбридж гневным взглядом.
— Вы ведь совмещаете три должности, — как ни в чем не бывало мило улыбнулась Долорес, но взгляд ее больше напоминал взгляд хищной птицы. — Это колоссальная нагрузка, с которой не каждый в состоянии справиться.
— Не припомню, чтобы директор был чем-то недоволен в моей работе, — с плохо скрываемым раздражением бросила МакГонагалл, скрестив на груди руки.
— О, я не ставлю под сомнение ваши педагогические способности, дорогая Минерва, — самым елейным голоском проворковала Амбридж, — во всяком случае, до результатов инспекции. Но, к сожалению, профессор Дамблдор не всегда проводит удачную кадровую политику. Моя цель — добиться максимальной эффективности как в учебном, так и в административном процессе. И если на одного человека взвалили слишком много обязанностей, я считаю это упущением руководства школы, которое требует немедленного исправления путем перераспределения обязанностей.