Все это запальщики сделают четко, умело. Сейчас им осталось лишь включить ток и произвести взрыв. Но прежде они обязательно дадут предупредительный сигнал — ударят в колокол; это для того, чтобы никто не подошел близко к месту взрыва.
И вот пробил колокол, а затем раздался сильный гул. Взрывчатка легко подняла на воздух десятки тонн грунта. Так была здесь снята прикрывающая руду кровля.
Прошло еще некоторое время — и сюда подошли экскаваторы. Эти машины быстро убрали грунт и обнажили первый слой руды. Теперь можно было начать добычу. Но и руда здесь — «крепкий орешек». Стальными зубами экскаваторов его не разгрызть.
Снова пришли бурильщики с запальщиками. Опять зазвенел колокол на всю округу — и снова раздался привычный здесь гул взрыва. Теперь надо было раздробить огромные глыбы на части, а затем направить руду на металлургический завод. Но мелочь, или, как говорят здесь, «крупу», оставшуюся после взрыва, все же пришлось сначала обработать. Ее доставили на рудную мельницу и там перемололи, превратили в порошок.
В этом порошке еще содержались вместе с железом песок, глина и многие другие примеси. И вот движущаяся лента-дорожка с рудным порошком — под магнитным барабаном. Магнит притянул к себе частицы, богатые железом, а песок и глину оставил на ленте. Осталось лишь снять железо с барабана и направить в цех спекания.
А как «железная пекарня» изготовляет многометровые рудные «пироги», ты уже узнал из этой книжки.
Затем вагонетки рудничной железной дороги доставили наш искусственный железный камень к огромным хранилищам, которые называются бункерами. Отсюда большой товарный поезд повез его на рудный двор завода.
Много различных механизмов служит сейчас горняку: и бурильные молотки, и экскаваторы, и электровозы…
А когда-то были у него всего-навсего два друга: кирка да лопата. Трудясь до седьмого пота, добывал руду забойщик.
В старину гонщиками, или возчиками руды, работали подростки.
Нелегкая это была должность.
«Я работал гонщиком с десяти лет, — вспоминает о былых временах старый уральский горняк Григорий Константинович Двойников. — …Выезжали в пять утра. Работа продолжалась до шести вечера. Платили за всё четвертак. Устанешь в тележку руду бросать, встал отдохнуть, а хозяин сразу ругать: „Давай подкладывай, не стоять сюда приехали!“».
Прочитаешь эти строки из книги «Были горы Высокой», написанной уже в советские годы старыми горняками, и словно видишь перед собой юного рудокопа — бледного, с красными от бессонницы глазами, в измазанной глиной одежде.
Недолог был век горняка. Уже к сорока годам забойщик, как правило, становился инвалидом, и нужда заставляла его посылать на рудник подростка-сына.
Тяжело добывать руду на поверхности, но еще тяжелее это делать внизу, в шахтах, которые приходилось рыть, если пласты руды лежали глубоко.
Сырая и холодная шахта постоянно была на запоре. Оттуда горняк не мог выйти, пока не кончится упряжка. Так называлась тогда смена у горняков.
Руду в шахте рабочие возили на себе. Они впрягались в санки и на четвереньках по низкому ходу шахты тянули непосильный груз. Отсюда и произошло это страшное, унизительное слово — «упряжка».
Тускло светила шахтерская лампочка — единственный источник света в этой «подземной тюрьме». Крепление шахт было плохое: владельцы их жалели крепежный лес, и здесь нередко случались обвалы.
А наши современные, советские шахты — это настоящие подземные города.
В старой, дореволюционной и в новой, советской шахте.
На много километров тянутся их улицы-туннели, ярко освещенные электрическим светом. К самому забою, где добывают руду, горняков доставляет теперь подземный трамвай.
Все делается для того, чтобы облегчить труд наших шахтеров.
В Криворожском железнорудном бассейне есть шахта «Гигант». Она одна дает стране тысячи тонн руды в сутки. На передовой советской шахте горняки добывают руду способом обрушения.
У домны.
Горняки вначале осторожно подрубят рудный пласт и затем продвигаются со своими врубовыми машинами и молотками дальше. Время «созревания» подрубленного ими пласта руды длится обычно около месяца. Руда обрушится от собственной тяжести, как спелый плод, когда приходит его пора.