— Снимите этого клоуна, — небрежно обратился я в сторону своей новоявленной свиты.
БАРОН, не торопясь, подъехал к дереву, внимательно и пристально вгляделся в лицо мужчины, набычился, нахмурился, некоторое время помедлил, потом как-то странно усмехнулся, приподнялся на стременах и рассёк кинжалом верёвку, не забыв слегка поддержать освобождённого мученика.
Тот тяжело плюхнулся вниз, громко застонал, некоторое время бессильно, но с каким-то, видимо, прирожденным артистизмом, возлежал на земле, не отвлекаясь на мух, возмущённо кружащихся над его лицом и, видимо, ещё не потерявших надежду на лёгкую поживу. Потом мужчина с определённым трудом поднялся, склонился передо мною довольно изящно в глубоком поклоне и произнёс:
— К Вашим услугам, Милорд. Перед Вами — поэт, философ, писатель, актёр, мастер иллюзий, живописец, скульптор, музыкант и прочее, прочее, прочее… Но, смею заверить, преобладает во мне прежде всего поэтический дар. Если говорить честно, то, как и писатель, и актёр, и живописец, и скульптор я вполне зауряден. Судить обо мне, как о философе сложно потому, что для этого нужен ещё более глубокий философ. Музыкант я неплохой, очень неплохой, но моя поэтическая сущность высится, словно огромная гора, над другими сравнительно скромными талантами. Да, всё-таки поэзия воистину вершина всех искусств, достичь которой суждено лишь избранным любимцам Бога!
— О, как, однако, завернул! — хмыкнул я.
— Ах, поэзия, поэзия… Вечно иллюзорная сладость для изголодавшейся души, — усмехнулась ГРАФИНЯ. — Ну, а если вы действительно неплохой поэт, то зачем же в таком случае заниматься писательством, актёрством, живописью и иными видами интеллектуальной деятельности, если вы в них не особо преуспеваете? О философии я не говорю вообще, так как не считаю её наукой, как и психологию. Любого, самого бесталанного, можно научить писать, считать, соединять вещества, выращивать растения, лечить людей и животных, добывать руду, плавить металлы и так далее. Пусть потом это будет делаться даже кое-как, но научить вполне возможно. А вот научить человека умению познавать и анализировать все глубинные процессы, протекающие в этом мире, и быть способным к формулированию на этой основе законов развития природы и общества, интуитивно и потому успешно разгадывать самые запутанные загадки, задаваемые нам мирозданием, то есть научить философствовать, — это абсолютно безуспешное занятие в том случае, когда человек просто по природе своей не философ! — ГРАФИНЯ внимательно и насмешливо посмотрела на меня и продолжила. — То же касается и психологии. Нельзя вот так просто научить любого индивидуума разбираться в хитросплетении психики человека, если он не имеет на то особых врожденных способностей, а иными словами, глубоко заложенных в нас задатков! Увольте меня! Человек от рождения своего или философ и психолог, или нет, третьего не дано!
Спасённый нами незнакомец хотел, видимо, что-то возразить, но ГРАФИНЯ прервала его и голос её прозвучал неожиданно жёстко, раздражённо и громко:
— Глупо учить человека философствовать. Глупы попытки сделать из него тонкого психолога, если отсутствуют врождённые и особые, данные свыше, задатки. Главный учитель для будущих философов и психологов — это жизнь, практика. Я совершенно не исключаю возможности воспользоваться книгой, или поучаствовать в каком-нибудь диспуте, или просто с кем-либо поспорить, в результате чего развить свои природные способности.
Я кашлянул и внимательно посмотрел на девушку. Да, однако, — каждый раз что-то новое… Ах, какая всё-таки красавица! Глазки блестят, бровки нахмурились, на щеках румянец, упругая и полная грудь вот-вот разорвёт платье. Хочу эту женщину, нет мочи более!
— Возможно вы и правы, Миледи… Ну, а что касается вашего вопроса по поводу целесообразности занятия мною разными видами интеллектуальной деятельности… — печально произнёс незнакомец. — Увы, увы, в этом суровом и жёстком мире приходится заниматься всем, даже тем, что нам не свойственно и в чём мы не сильны. Хлеб не падает с неба. Его мы вынуждены зарабатывать. Суровая действительность заставляет искать приложения всем нашим маломальским талантам. Ну, а что касается философии и психологии, то здесь возникает обширное место для дискуссии! Как сказал Великий Чёрный Монах Второго Острова…
— Милейший, на некоторое время, пожалуйста, прервитесь, — устало произнёс я. — Нам пора двигаться дальше. ГРАФИНЯ, а с чего это вы так внезапно возбудились, а? Я, конечно же, имею в виду возбуждение духа… Где-то с кем-то не закончили дискуссию, неожиданно прерванную!? Здесь, заметьте, не самое подходящее место для диспутов. Ну, а относительно ваших мыслей, ГРАФИНЯ… Не могу удержаться, чтобы не высказать свою точку зрения. Я с вами, в общем-то, согласен. С одной стороны, так же, как полноценным, не обязательно великим, просто хорошим философом и психологом, нельзя быть без прирожденных способностей, так нельзя быть без них и хорошим агрономом, и химиком, и металлургом, и сантехником и врачевателем. А дурак останется дураком в любой области человеческих знаний. Но, с другой стороны, — любой дурак может с лёгкостью стать более-менее неплохим профессионалом, крепким ремесленником в озвученных выше и многих других областях человеческой деятельности, но, конечно же, никогда не будет сносным психологом или философом. Абсолютно глупо и смешно выглядит дурак, заявляющий о том, что он философ или психолог. Отнюдь не глупо и не смешно выглядит дурак, который старательно, добротно, от всей души занимается деревообработкой, кузнечным делом или пошивом одежды и обуви.