Ну, что же, однако, недолго длилось моё странное «ИНКОГНИТО!». Жаль, очень жаль. Сколько нового и ценного мне ещё предстояло познать, находясь в этом весьма выгодном и скромном положении, но, видимо, — не судьба. Пришло время для лёгкой и ненавязчивой разминки. Для начала я решил попытаться мирным путём сгладить и выправить ситуацию в нашу пользу.
— Ваше Высочество! — я сделал шаг вперёд, слегка опираясь на ПОСОХ.
Свита ГЕРЦОГА насторожилась, сам он, повернув голову ко мне, благосклонно и неторопливо произнес:
— Слушаю вас, Ваше Преосвященство.
— Ваше Высочество! Полагаю, что вы несколько неправильно трактуете сложившуюся ситуацию. Мы не являемся вашими врагами, не находимся с вами в состоянии войны. Мы — подданные другого Короля, живем в другом государстве. Мы — мирные странники, не желающие никому вреда. Здесь оказались случайно, по воле судьбы. Как вам известно, существует Кодекс Путешественника, а над ним стоит ещё и более важный документ. Как вы знаете, имеются Законы и Подзаконные Акты. Согласно параграфу четвёртому статьи третьей части седьмой Основного Закона, вы не имеете права захватывать нас в плен. Давайте спокойно разъедемся.
О неведомой мне части третьей Основного Закона я упомянул наобум, вспомнив ГРАФИНЮ. Я не очень боялся ошибиться, так как ГЕРЦОГ явно не производил впечатления человека, изучающего по ночам юриспруденцию со свечкой на столе. Очевидно, он изучал в это время нечто совсем иное, понятно, что, у кого и где.
ГЕРЦОГ некоторое время пребывал в мрачном и задумчивом молчании, потом раздражённо произнёс:
— В чём-то вы, конечно, правы, Закон есть Закон, но он в данном случае всего лишь некое абстрактное понятие, которое, по моему мнению, я могу интерпретировать в соответствии со сложившейся ситуацией в данном месте и в данный момент. Война есть война! Увы, господа, право диктует сильнейший!
— Ваша точка зрения не оригинальна и мне понятна, но всё-таки Закон не является некоей абстракцией, он всегда достаточно конкретен. Его, конечно, можно толковать, но, только не выходя из его основных рамок, иначе он лишается смысла. Или Закон, или беззаконие! Другого, слава Богу, нам не дано, Ваше Высочество.
— Послушайте, Епископ! — уже не с раздражением, а со злобой в голосе произнёс ГЕРЦОГ. — Оставьте тягу к дискуссиям при себе. Поупражняйтесь в логике и в красноречии в каком-то другом месте, например, во время диспута в храме, а мне уж позвольте диктовать здесь и сейчас свои правила и законы!
— Ох, уж эти чёртовы феодалы, — пробормотал я себе под нос.
— Что вы сказали? О чём это вы там бормочите? — насторожился ГЕРЦОГ.
— Да так, ничего особенного. Я всего лишь молюсь, — усмехнулся я, а потом возвысил голос, окончательно входя в роль. — Вы не правы! Послушайте меня, неразумный сын мой! Именем Господа Бога нашего призываю вас внять голосу разума, проявить понимание и милосердие! Законы человеческие и Божьи едины! Кара за их нарушение грядёт и на земле и на небесах!
— Ха, ха, ха! — рассмеялся ГЕРЦОГ. — Бог высоко и далеко, а я рядом с вами! Связываться с такими святошами, как вы, не в моих правилах, но в отношении вас, если много будете говорить, могу сделать исключение. Ладно, я сегодня добрый, так и быть, отпущу вас с … Богом!
— Не богохульствуй, сын мой! Отец наш небесный везде и всегда рядом с нами! Он всё слышит и видит и воздаст каждому по делам и словам его! — уже без труда исполняя свою неожиданную роль, возмущённо и вполне искренне завопил я.
— Так, этот юродивый мне надоел! — ГЕРЦОГ нервно повернулся к своей свите. — Уберите его с глаз моих долой! Пусть катится куда подальше ко всем чертям! Всех остальных взять, пленить, под замок посадить. ГРАФИНЮ ко мне в карету!
Ну что же, на войне, как на войне… Пора сбросить скопившееся внутри меня странное и опасное напряжение. Пора, однако, ох, как пора…
— Знаешь что, засранец! — громко произнёс я, откидывая капюшон. — Иди-ка ты куда подальше со своим долбанным войском. Мне наплевать на тебя лично, на твой титул и на твоё воинство. Уж поверь, я имею право с тобою так разговаривать и свои возможности я тебе сейчас продемонстрирую. А что касается ГРАФИНИ, то смею уверить тебя, что она действительно прекрасна, обворожительна и, как ни странно, умна, но красота её отнюдь не предназначена для таких идиотов, подонков и уродов, как ты. Истинную красоту по настоящему могут оценить только люди благородные и чистые в своих помыслах и желаниях. Сейчас я медленно досчитаю до двадцати одного и вся твоя братия должна исчезнуть из моего поля зрения. Понял, вояка паршивый!