— Сообщите командирам! Атаку не начинать, ждать! Готовиться к обороне от тяжёлой кавалерии! — крикнул я Гвардейцам, гарцующим на конях у подножия холма.
Несколько бойцов заспешили к войску с целью передать мой приказ.
— Сир, если нам противостоят не идиоты, то прямо сейчас начнётся наступление, — сказал ТОСИНАРИ.
— Да, я тоже так думаю. Боевой дух у противника подорван. Время лишь усугубит ситуацию. Ему следует нас немедленно атаковать.
Между тем БАРОН завершил свой аттракцион, бросил меч обратно в ножны, подъехал к копью поверженного врага, соскочил с коня и, не торопясь, поднял его с земли.
— Что он делает? — с тревогой произнёс ГРОМ.
— Кто его знает, ещё какой-то трюк, — весело ответил ШЕВАЛЬЕ.
БАРОН поднял копьё над головой и, пробежав несколько шагов, метнул его в сторону неприятеля, а потом сделал сразу несколько неприличных жестов в ту же сторону. Затем воин повернулся к противнику задом, наклонился вперёд и звонко похлопал себе по металлическим ягодицам руками, одетыми в железные перчатки. Это явилось, судя по всему, апофеозом удивительного представления.
Над полем с нашей стороны пронёсся гомерический хохот. Неприятель ответил злобными воплями, а потом раздался мощный звук рога и тяжёлая конница ринулась в атаку. БАРОН ускорился, легко вскочил в седло и быстро поскакал в сторону нашей пехоты.
Я с удовольствием созерцал удивительную картину: одинокая фигурка всадника в матовых доспехах и, надвигающаяся вслед за ним, серебристо-чёрная конная лава. Стало очень тревожно. Но было интересно…
Земля задрожала под конскими копытами. МАРКИЗА, в который раз оказавшаяся рядом со мною, взвизгнула и, ухватив стремя моего коня, прижалась к нему и к моей ноге.
— Эх, милочка! Это вам не по Космосу бродить, трахаться и плести интриги! Это вам не горячие пляжи благословенной Второй Планеты! Это нечто иное! — весело произнёс я. — Мой славный Летописец, как вам сие зрелище!?
— Великолепно, завораживающе, потрясающе! — крикнул в ответ ПОЭТ. — Сир! Истинный поэтический экстаз появляется у меня только в минуты роковые! Первые строки самой гениальной поэмы на свете именно сейчас рождаются в моей голове!
— Превосходно, сударь! — расхохотался я, чувствую прилив адреналина. — Не знаю, осуществится ли ваш замысел до конца, но лучше его иметь, чем не иметь. У имеющего есть что терять!
— Вы правы, Сир! Блажен — творящий!
Между тем конница врага находилась уже в пол сотне метров от нашей тяжёлой пехоты, которая ощетинилась лесом копий, словно гигантский дикобраз. Бойцы первого ряда присели на одно колено, тесно сомкнули щиты, упёрли копья в землю. Бойцы второго ряда пригнулись и сделали тоже самое. Третий и четвёртый ряды стояли в полный рост.
Я услышал звук рога с нашей стороны. Мои славные лучники одновременно натянули тетивы и отправили в сторону вражеской кавалерии тучу стрел. Потери противника были довольно значительны, несмотря на то, что всадники имели великолепную броню. Пострадало много лошадей, так как защищены они были в разы хуже. Лучники успели сделать ещё три залпа до того, как конная лава врезалась в нашу пехоту. Её первый ряд был смят мгновенно, второй не так быстро, сквозь третий конники продрались с большим трудом, последний ряд всё-таки сдержал натиск всадников, так как те до этого понесли достаточно ощутимые потери. Началась свалка и рубка.
Дико ржали и бились поверженные на землю кони, кричали и стонали люди, поле боя обильно окрасилось кровью. Почти все и наши и вражеские бойцы сражались в пешем порядке. Немногие оставшиеся в сёдлах кавалеристы метались между ними, нанося разящие удары мечами в разные стороны, но их лошадям безжалостно подрубали ноги, всадников стаскивали вниз. и скоро на поле боя остались только пешие воины.
Все они находились примерно в одном и том же положении, были облачены в довольно тяжёлые доспехи, сражение шло почти на равных. Почему почти? Да потому, что кавалеристов было меньше, и бились они в непривычной для себя обстановке, не на лошадях, поэтому перевес сил в сторону Имперской пехоты становился всё более очевидным.
Я увидел, как на наши позиции стала надвигаться вторая волна атаки. Пошла тяжёлая пехота.
— Приготовиться Гвардии! — крикнул я в пространство.
От подножия холма в сторону наших войск поскакали гонцы. Вскоре среди алых шеренг началось какое-то перестроение, загудели трубы, послышались зычные команды. Вперёд вынесли Главное Знамя Имперской Гвардии, тяжело развевающееся на ветру, — меч на алом и голубом. За ним появились знамёна пешей и конной Гвардии.