стряхнул с себя оцепенение. Комната была наполнена
утренним сумраком — наступал рассвет. Он лежал, переводя
дыхание от опустошающего сна, его ошеломившего, и думал,
что вот уже несколько лет с ним не происходило ничего
подобного, и ещё подумал: не разбудил ли сына с
Авессаломом, но в комнате было тихо, лишь слабо похрапывал
старый товарищ.
Одевшись и стараясь не шуметь, вышел на лестницу,
ведущую в башню, где было темно, поэтому приходилось идти
осторожно, опираясь рукой о стену, и на выходе споткнулся о
труп римского наёмника, поскольку убитых во вчерашнем бою
не успели убрать до ночи. Они лежали на стене крепости то
тут, то там в самых разнообразных позах, уже хорошо
различимые в рассеивающихся сумерках. Горный воздух был
свеж и густ, за стеной крепости, в обрыве, сумерки сгущались
и мрак заполнял пропасть. Живо стоял вчерашний бой, изредка
падающие со стены люди, скатывающиеся по выступу и
срывающиеся в бездну, а ему и сейчас казалось невероятным,
что их небольшой отряд смог взять эту неприступную
крепость, обустроенную Иродом Старшим для своего
убежища. Но, как бы там ни было, они это сделали, а то, что
они сделали, означало только одно: войну с империей,
поскольку Рим не простит отпадения.
Невдалеке послышался слабый стон, изданный одним из
тех, кого он считал убитым, но кто ещё был жив; взглянув, он
подумал, что даже ему трудно подавить чувство жалости:
сквозь рану в животе солдата виднелись внутренности,
выпиравшие наружу. Всю ночь медленно истекая кровью, он
совершенно обессилел, пытаясь теперь сказать что-то
посиневшими губами и умоляюще смотря на подошедшего, и
тот понимал, о чём его просили. Он взял было меч, лежавший
рядом, но подумал, что удар будет грубым и доставит лишнюю
боль умирающему, и опустил его, потом вынул кинжал,
постоянное оружие сикариев, по чьему имени они и получили
своё название, и лёгким ударом положил конец мучениям
воина, по лицу которого пробежала тень, но затем оно
посветлело, его глаза благодарно закрылись.
Стоя над умершим, сикарий думал, что, возможно, и его
скоро ждёт такая же смерть, а если во вчерашнем бою он
остался жив, то это ещё не значит, что завтра ему повезёт так
же; но уж если случится пасть, то так, чтобы сразу или, в
крайнем случае, чтобы хватило сил помочь себе умереть.
Вытерев кинжал об одежду покойного, он огляделся. Рассвело;
крепость была видна полностью, со всеми башнями на стенах,
дворцом перед входом, с внутренней территорией,
приспособленной для выращивания овощей на случай
длительной осады, пристроенными к стене по всей её длине
жилыми помещениями для её обитателей с выходом в башни.
Ещё надо привыкать, что они стали владельцами этого чуда,
предназначенного охранять жизнь от настойчивых
домогательств смерти. Он взглянул в даль — низменность всё
ещё была во мраке, а на востоке, за Асфальтовым озером,
полыхала кровавая заря.
Когда он вернулся в помещение, где они ночевали,
Авессалома на месте уже не было, а Александр по-прежнему
спал, не слыша, как подошёл отец; сикарий потрепал его по
тёмным волосам, тот испуганно вскочил было, но, сказав:
— А, это ты, отец! — снова лёг, натянув на голову
покрывало.
— Вставай, соня!
Отец потревожил его снова, но тот только дрыгнул ногой
под покрывалом, а сикарий подумал, что, несмотря на то что у
обоих сыновей и дочери уже есть свои дети, они для него всё
так же дети, которых будет жалеть и о которых будет
беспокоиться.
Между тем вернулся Авессалом, сообщивший, что Ме-
нахем собирает совет, и Александр поднялся, отправился за
завтраком.
— Дай-ка я поздравлю тебя, Марк, с взятием крепости! —
сказал Авессалом.
— И я тебя! — отвечал Марк.
Они крепко обнялись.
— Началось наконец-то!
— Да, и пока неплохо, — согласился Марк.— Теперь
Иерусалим...
— Видимо, об этом пойдёт разговор на совете, — говорил
товарищ. — И мне кажется, что тебе придётся туда ехать.
— Что ж ехать, так ехать, — кивнул Марк.
Позавтракав, Авессалом с Марком отправились на совет.
Сикарии, как крайне активная фракция зилотов, имели свой
совет для руководства движением, члены которого частично
входили в совет зилотов, поскольку зилоты, кана- ниты или
ревнители, несмотря на общую направленность своей борьбы
против римлян, по мнению сикариев, вели борьбу
недостаточно решительно, уделяя много внимания
религиозной стороне дела. И вот, когда издевательства Флора,
прокуратора Иудеи, над её населением привели к его
возмущению, сикарии взяли крепость Мосаду.
Совет собирался во дворце, у входа в крепость.
— Ты что-то рано встал? — спрашивал по дороге
Авессалом.
— Ты тоже вставал, мне кажется.
— Ну, мои дела — служебные.
Он проверял стражу.
— Знаешь, — задумчиво отвечал Марк, — я в детстве
болел какой-то странной болезнью, когда кажется, что всё, что
с тобой происходит, это не сон. Мучительное, тяжёлое
ощущение, кроме чего, впрочем, больше ничего нет. Тогда
меня лечили ессеи, давали какие-то настои трав, делали
наговоры. Потом этого долго не было, до той казни, —
помнишь? — когда распяли Якова и Симона.
— Да, конечно, — мрачно отвечал спутник.
Больше они не проронили ни слова до самого дворца.
Совет был в сборе, когда они пришли. Поднялся Менахем:
— Итак, все собрались. Позвольте поздравить всех с
взятием крепости и с началом войны с Римом! То, чего мы
ждали и чего добивались, началось. Взятие Мосады — первое
враждебное действие по отношению к Риму. Для нас же
крепость — это опорный пункт, арсенал, убежище, наконец, на
крайний случай. Будем считать, что Ионатан Маккавей строил
Мосаду для нас, несмотря на то что она побывала в лапах
Ирода. Но если Ионатан строил крепость для иудеев, то Ирод
— для защиты от них, ибо он имел все основания не доверять
народу, власть над которым получил за предательства и
угождения любому римлянину, будь то Антоний или Август.
Теперь к делу. Уже выяснилось, что продовольствия здесь
хватит на долгое время, кроме того, можно возделывать овощи.
С водой дело тоже обстоит неплохо. Так что гарнизон, который
мы здесь оставим, не будет иметь нужды ни в чём. Притом
запасы, я думаю, мы будем пополнять. Самое важное, для чего
в основном мы брали крепость, — оружие. Арсеналы полны
им, самым разным, более чем для десяти тысяч воинов.
Причём есть материал для его изготовления. Поэтому начиная
с сегодняшнего дня необходимо вооружать наш основной
состав и резерв наших сторонников, с тем чтобы быть
готовыми выступить в Иерусалим. Я думаю, этим займутся
Авессалом с Элеазаром и те, кто из совета изъявит желание.
— Но Иерусалим надо ещё расшевелить, — вставил кто- то
из присутствующих.
— Об этом я и хотел посоветоваться с вами. Во-первых,
сообщение о взятии крепости вызовет в совете зилотов
большую решимость к действиям, во-вторых, вместе с советом
надо выработать программу действий. И чем конкретнее она
будет — тем лучше для дела. Какие есть предложения?
— Я думаю, надо послать Марка с Александром, — встал
Авессалом.
— Может быть, лучше послать иудея? — послышалось
возражение.
— Ну, знаете! — возмутился Элеазар Бен Иаир. — Марк —
зилот в четвёртом поколении, и он не меньший враг Рима, чем
мы с вами.
— Марк — член совета зилотов, — продолжал Авессалом.
— При всём том у него есть возможности воздействовать на
умеренных в Иерусалиме.
Марк понимал, что здесь подразумевалось его родство с