Наилучший способ одушевить дитя тем, что отвечает словам молитвы, смыслу крестного знамения, – это молиться вместе с ребенком, т. е. не просто присутствовать при молитве ребенка, но самому молиться вместе с ним, вкладывая всю силу, весь огонь своей души в молитву эту. Молитва родителей так глубоко западает в душу ребенка, что она становится настоящим проводником религиозного опыта для ребенка. Давно сказано, что у одних религиозных людей ядро их религии есть вера в Бога, а у других – их вера в чужую веру в Бога; а говоря точнее: у одних есть свой религиозный опыт, а у других – церковный, т. е. от Церкви, от других людей идущий в души религиозный опыт. Молитва родителей при детях дает детям именно церковный религиозный опыт, подготовляя духовную почву для собственного религиозного опыта.
В раннем детстве не существует особых трудностей в вопросе о посещении храма: дети сами охотно пойдут в храм, если идут родители. В эту пору здесь просто не нужно принуждение – настолько охотно дети посещают храм. Очень углубляет религиозные детские переживания забота об иконках в детской комнате, зажжение лампадки, украшение цветами к празднику и т. д. Если все это делается не просто в воспитательных целях (дети рано или поздно это разберут, и тогда это может вызвать сразу упадок в религиозной жизни), а отвечает всему быту семьи, тогда это очень помогает детям. Велико также значение бытовых сторон при праздновании великих праздников, которые тоже очень много дают детям.
Мы уже говорили выше, что участие семьи в религиозном созревании детей не ограничивается только дошкольным периодом, наоборот, оно становится в дальнейшем лишь более серьезным и ответственным. Поэтому мы в самых общих чертах коснемся еще двух периодов – так называемого второго детства и отрочества. Во втором детстве[4] основной чертой души является приспособление к окружающей жизни, к ее порядкам, законам: дитя выходит совершенно из того раннего сплетения реальности и воображения, в котором оно пребывало, отчетливо сознает всю силу объективного мира, стремится постичь его и приспособиться к нему. Эта обращенность к миру видимому, осязаемому резко отрывает дитя от мира духовного – оно как бы вдруг становится духовно близоруким. За всем этим стоит несомненный и неустранимый духовный надлом: дитя погружается целиком в мир реальный и теряет интересы и чутье к духовной сфере. Это пора духовного обмеления, измельчания, напряженного внимания к социальной среде; она неблагоприятна вообще для религиозной жизни, которая теперь более доступна со стороны внешней, чем с внутренней. Если угодно, это пора «законничества», своеобразное прохождение через «Ветхий Завет», через внешний закон, правила.
Дети в это время очень любят что-либо «делать» в храме – прислуживать священнику, следить за свечами, наблюдать за порядком и т. д. Их поведению свойствен самоконтроль с оттенком практицизма и реализма; игра детей наполняется героическим, иногда авантюристическим содержанием, но в то же время реалистична. Это возраст духовно хрупкий, если угодно, бескрылый, мелкий; в него по линии приспособления очень легко врываются обман, хитрость, подлинное лицемерие. Задача воспитания в общих чертах заключается в это время как раз в том, чтобы ослабить значение духовной мелочности и близорукости, углубить и расширить то, что заполняет душу, до известной степени спасти и охранить духовную жизнь, удержать начало свободы от рокового действия закона привычки.
В это время привычки – даже в религиозной сфере – имеют роковое значение, ослабляя духовное внимание. Очень легко впасть в это время в иллюзию, думать, что у ребенка все хорошо и благополучно, тогда как на самом деле под покровом привычных действий (молитва, крестное знамение и т. д.) происходит отделение их от духовного ядра личности, идет быстрое распыление и выветривание духовных движений и в силу этого растрачивается дар духовной свободы, ибо сердце перестает быть силой руководящей и на его место становится близорукая социальная интуиция, приспособление и подражание.