Как-то, перещёлкивая программы по телевизору, я наткнулся на репортаж о свадьбе отпрыска британской фамилии. Репортаж был слащавым до приторности, до приступа сахарного диабета, а ведь каких-то пару столетий назад англичане относились к своим королям иначе. Впрочем, Англия тогда тоже была другая. Владычица морей, ни больше, ни меньше. Так вот, о том, что испытывали британцы к царственной семейке, даёт ясное представление стишок, сложенный на смерть наследника престола, которого в народе простецки звали «Бедный Фред», папаши будущего Георга III:
Здесь лежит Бедный Фред,
Он был жив, теперь нет.
Был бы здесь его отец,
Все б сказали: «Наконец!»
Был бы здесь его брат,
Был бы всяк только рад.
Была б здесь его сестрица,
Был бы повод веселиться.
Будь тут полная их компания,
Загуляла б вся Британия.
Но здесь один Фред,
Был жив, теперь нет.
Вот и весь сюжет.
(перевод Ю. Амченкова)
В самой монаршей семье тоже традиционно царили взаимная любовь и согласие. Узнав о смерти сына, тогдашний глава государства, Георг II (которого в своё время его батюшка всерьёз подумывал посадить в крепость), сказал: «Я очень рад!», распорядился, вопреки обычаю, не устраивать поминок и запретил на заупокойной службе присутствовать высшим вельможам. На похоронах наследника престола даже гимн не играл, а пришедшие на похороны собрались за свой счёт в обычной таверне.
Минуло ещё девять лет. Георг II, не к столу будь сказано, сидел как-то на толчке, понатужился и получил разрыв сердца. Королём стал его 22-летний внук, сын покойного «Бедного Фреда».
Воспитанного в духе абсолютизма Георга III ну никак не могло удовлетворить положение парадной ширмы при парламенте. Молодой король жаждал реальной власти. Человек он был неглупый, решительный и терпеливый. Десять лет он шёл к своей цели, умудрился сместить самого Уильяма Питта, добился заключения мира в Семилетней войне. Наконец, в 1770 году ему удалось поставить во главе правительства свою марионетку, лорда Нориса. Норис беспрекословно слушался короля, и Георг III без оглядки на парламент самовластно распоряжался государственными должностями, портфелями министров и церковным имуществом. Длилась идиллия недолго. 4 июля 1776 года американские колонии отделились от Великобритании. Франция их поддержала официально, остальная Европа неофициально. Поражение, явно обозначившееся уже к 1780 году, пошатнуло правительство Нориса, и в 1784 году его сменил непотопляемый Питт. Победа североамериканских мятежников и, как следствие, потеря власти дорого обошлись Георгу III: у Его Величества стало срывать крышу. Историки выделяют три периода временной невменяемости короля: шесть месяцев в 1788-1789 гг, три месяца в 1801 и четыре месяца в 1804-м. В этом состоянии Его Величество сажал бифштексы, предполагая вырастить из них деревья, начинал считать своей женой фрейлину леди Пемброк. Однажды принял подушку за новорожденного сына Октавия (умершего в четырёхлетнем возрасте в 1783 году) и по такому случаю посвятил в рыцари нескольких слуг и пажей. Когда безумие отпускало его, он проявлял себя господином набожным и чрезвычайно благопристойным. Каждое утро он вставал в шесть часов, разжигал камин, заваривал чай и два часа проводил за государственными делами в полном одиночестве. К восьми поднималась его жена Шарлотта, в счастливом браке с коей Георг нажил двенадцать детей, и всё семейство отправлялось в часовню. Георг III не был мотом. Его развлечения недорого стоили королевству. Он увлекался садоводством и огородничеством (его англичане прозвали «Фермер Джордж»), занимался выделкой пуговиц из слоновой кости и любил разглядывать звёзды в телескоп. Собранная им библиотека в дальнейшем стала основой книжного и рукописного собрания библиотеки Британского музея. Георг не любил Сент-Джеймский дворец, купил за двадцать одну тысячу фунтов стерлингов Букингем-хаус, но сам больше жил в загородном Виндзоре, отстраивал и украшал его.
В 1810 году умерла его любимая дочь Амелия, король ослеп и окончательно сошёл с ума. В феврале 1811 его старшему сыну принцу Уэльскому было официально вручено регентство. Георг III же, отданный под надзор жены, бродил по коридорам столь любимого им Виндзора, прикрыв наготу знаком Ордена Подвязки, беседовал с давно умершими любовницами и садился за стол для вынесения смертных приговоров неблагодарным и распутным сыновьям. В начале 1820 года король отказался принимать пищу и 29 января умер от истощения в возрасте 82 лет.
Король Георг III при первой встрече со своим врачом Уиллисом спросил его: «Сэр, судя по вашей одежде, вы относитесь к людям духовного звания? Вы священнослужитель?» «Я был им, - ответствовал тот, - Но в последнее время я занимаюсь, в основном, медициной» «Очень жаль, – вздохнул король, - Вы оставили профессию, которую я всегда уважал, и занялись той, что всегда вызывала у меня презрение» «Ваше Величество, - заметил врач, - Даже наш Спаситель занимался исцелением болящих» «Да, - признал король, - Но Он не брал за это 700 фунтов в год»
4 июля 1776 года Георг III сделал в личном дневнике запись: «Сегодня не произошло ничего важного»
Принц Шарпа .
Покровитель, которому Шарп обязан майорским званием, принц Уэльский, удостоенный подданными пренебрежительной клички «Принни» (что-то вроде «Принцишки»), ухитрился перещеголять по всеобщей ненависти всех представителей и без того непопулярной ганноверской династии на английском троне. Всю жизнь его сопровождали скандалы, любовницы и тяготили чудовищные долги.
«Фермер Джордж» детей воспитывал в строгости. При взрослых им запрещалось сидеть, они не читали развлекательных книг, питались скромно, рано ложились спать и рано поднимались. Каждый из принцев должен был работать на своём участке в саду, убирать урожай овощей и фруктов. Наследнику, кроме того, вменялась в обязанность выпечка хлебцев на второй завтрак. Странно ли, что королевские отпрыски, вырвавшись из-под родительской опеки, пускались во все тяжкие? Принца Уэльского природа одарила щедрее братьев и сестёр (он был недурён собой, свободно владел несколькими языками), а потому, наверно, он и начал раньше прочих. Ещё под родительским кровом он обрюхатил горничную матери. Девушку выгнали с позором, а принц не успокоился, и уже в декабре 1779-го, в возрасте 17 лет, запал на актрису Мэри Робинсон. Чтоб добиться её любви, он, не моргнув глазом, выложил 20 тыс. фунтов стерлингов, и столько же истратил на подарки. Затем последовала громкая связь с графиней Харденбург. Пресса жадно смаковала подробности. Королю с большим трудом удалось замять скандал. Отцовские внушения на принца не действовали, наследник по-прежнему алкал наслаждений.
В 1783 году «Фермер Джордж» махнул на сына рукой, отселил его в Карлтон-хаус с годовым содержанием в пятьдесят тысяч фунтов. Ха! Пятьдесят тысяч у принца уходило только на косметику! Помимо забот о своей внешности, он имел множество дорогостоящих увлечений: породистые лошади, живопись, наряды, дорогие вина и изысканные деликатесы. И, само собой, женщины. Парламенту то и дело приходилось решать вопрос об оплате долгов наследника, что не добавляло принцу любви в глазах обывателей. В 1785 году Принни, казалось, образумился. Не на шутку увлёкшись молодой вдовой Мэри Фитцгерберт, он тайно обвенчался с ней и некоторое время был тише воды, ниже травы. Возможно, он и остепенился бы навсегда, но Мэри исповедовала католичество (а в Англии это делало её человеком второго сорта) и вдобавок была вдовой. Подобный брак в глазах общества не мог быть признан законным, и уже к концу 80-х годов принц возвращается к прежнему разгульному образу жизни. В 1794 году у тридцатидвухлетнего жуира после череды мимолётных метресс появляется постоянная: леди Джерси, сорока двух лет, имевшая к тому времени внука. В том же году терпение парламента лопнуло. Принцу Уэльскому отказали в оплате его долгов, достигших почти миллиона фунтов стерлингов. Впрочем, всесильный Питт предложил сделку. В обмен на решение проблем с кредиторами наследник должен сыграть роль примерного принца Уэльского и обзавестись потомством от благородной девицы из страны колбас и пива. Делать было нечего, и Принни согласился, даже не поинтересовавшись, кого же ему готовят в жёны. А стоило бы. Обычно девиц благородного происхождения на выданье в германских княжествах имелось, как собак нерезаных; при слабо развитой промышленности они были основным предметом немецкого экспорта. Но в тот момент, как на грех, свободна оказалась лишь племянница короля Каролина Брауншвейгская. Ей стукнуло 26, и, по мнению одного современника, она напоминала пудинг. Краснолицая, с большой головой, сидящей без шеи прямо на коротком приземистом туловище, принцесса не имела ни малейшего понятия о вкусе, непрерывно несла грубым голосом околесицу и часто смеялась без видимой для собеседников причины. Два её брата считались буйнопомешанными и сидели под замком.