всеми.
По остаткам деревни шли молча, как по кладбищу. Иногда останавливались и
старожилы рассказывали о бывших доможителей. Да, эта экскурсия напоминала
траурную процессию. Кузьма вдруг сказал. Ну хватит, пойдёмте ко мне, мы там ещё не
всё съели. Афанасий посмотрел на небо и сказал, вы идите, а я подойду, к своим на
кладбище схожу пока погода не с портилась. На встречу к матери и бабушки он шёл
молча, столько он сейчас услышал, что бы ответили на всё это его самые родные люди,
которых он считал святыми. Мусору на могилке собралось много, у него не было с
собой ничего, чем можно всё это убрать. А может и не надо к зиме оголять могилу,
холодно будет. Он зашёл в оградку, они и здесь вместе лежат, Афанасий сам их так
похоронил, рядом и в одной оградке и столик сделал. Он не знал с чего начать и
вспомнил, что перед уходом положил в карман две конфетки и спохватившись,
быстренько достал их, и сказал с улыбкой, вот я вам сладенького принёс, по конфетке.
Он не знал, что ещё сказать, а что говорить, разве можно это чем-то изменить.
Афанасий обнял по очереди крест матери и бабушки, потом встал к крестам лицом и
сказал, простите меня если я вас обижал, да, конечно, обижал. И я постараюсь вас
простить, хотя вопрос за чем вы так сделали останется со мной. Я вас считал святыми, а
теперь я столько узнал про отца, про прошлое и мне не стало от этого легче. Прощайте.
Я от вас теперь очень далеко. Наверно это судьба!
Звук мотора удалялся, неподвижно и тихо стояли Кузьма, Игнат и Варвара, так же тихо
сидели в кабине трактора Николай и Афанасий. Оказалось, что уезжать получилось
тяжелее чем приезжать.
«Тунгуссово» причаливало к берегу точно в назначенное время. С корабля Афанасия
заметили и стали махать ему рукой. И пока корабль швартовался ему сыпалась сотни
вопросов, а главное спрашивали, ты всё успел сделать. Первым сошёл на берег гид
Максим, он подал руку и сказал, о, а ты на легко, что без гостинцев. Афанасий
посмотрел на свою сумку, в которой лежал его рюкзак с тетрадками, письма и фотка
отца, и сказал, у меня очень тяжёлая сумка, в ней груз, цена не одной жизни.
23
Ирма
Мама, мама, а орехи нам там давать будут,- не унималась маленькая Ирма. Она бегала
возле кровати матери и повторяла, и повторяла свой вопрос. Мать лежала на
больничной койке, она уже почти не могла говорить, но перемогая себя дотрагивалась
по очередной до своих детей. Старший Вилли сидел молча, он держал на руках
младшую свою сестрёнку Амалию, ей было не до чего, она досасывала корочку хлеба и
остальное её не волновало. Мать гладила по очереди этих двоих и всё время пыталась
поймать егозу Ирму, которая ни сидеть, ни стоять не хотела. Анна понимала, что силы
покидают её и надо сказать ещё много Вилли, он старший и на нём останутся его две
младшие сестрёнки. Она ещё раз провела рукой по Амалии и когда провела по руке
сына, остановилась и попыталась взять его ладошку в свою, но никак не получалось и
тогда Вилли сам взял ладонь матери в свою. Анна смотрела на сына и не отрывая
взгляда говорила, помни, отца звали Эрнст, его забрали в труд армию, мы немцы
Поволжья. Меня звать Анна, твои сестрёнки Ирма и Амалия, помни, это так важно, не
потеряй их. Наклонись ко мне, Анна прижалась к щеке сына и всё шептала, помни, сынок, ты
старший, береги их. Потом она погладила по очереди дочерей и сказала им, идите домой.
Скора вас заберут в детский дом, там вам будет хорошо. На что маленькая Ирма снова задала
свой вопрос, а орехи там давать будут.
Старший Вилли, которому едва исполнилось десять лет, взял за руки младшую
трёхлетнюю Амалию. А Ирма уже самостоятельная и не хотела идти за руку, она была
уже большая, на прошлые недели был её день рожденья и ей исполнилось шесть лет.
Анна смотрела в след своим детям, но видела она ещё их или уже нет
Дети пришли домой, если это можно назвать домом. В это маленькое захолустное
сибирское селение их семью депортировали с Волги. И в этом убогом бараке жили
такие же несчастные, как и они. Почти сразу по приезду всех, кто подходил под закон. В
том числе их отца, забрали в труд армию. Кто остался и кто мог работать отправили на
работу. А ребятня никого не интересовала, они занимали себя и младших сами на своё
усмотрение. Скора Анна заболела водянкой и её отвезли в больницу. Вечером в
складчину жители барака кормили чем могли вот таких детей как её дети, оставшиеся
одни, а днём дети ели что находили или ничего.
Русский язык дети не знали, и когда как-то вечером к ним зашла женщина и заговорила
по-немецки, они сразу же к ней прилипли. Женщина сказала что-то обитателям барака
и позвала Вилли с сёстрами за собой. В бараке не особо сопротивлялись, люди
понимали, что хоть даже сегодня не надо будет делить ужин. Тётя Элиза так звали эту
женщину привела их к себе домой, её дом почти ничем не отличался от ихнего. Просто
тётя Элиза ещё там на Волге работала в больнице и тут по приезду её направили
работать санитаркой в больницу. В углу где ютилась тётя было чисто и сравнительно,
тепло. Она принесла тёплой воды, Вилли и её дочка Миля помогали ей. Сначала
Амалию, потом Ирму помыли в корыте с тёплой водой, какое это было блаженство.
Вилли тоже помылся и закутался в какую-то шаль, все вещи замочили, а потом пили
чай. После бани и чая, дети сразу уснули, а тётя Элиза и Миля стирали и сушили одежду
детей. Утром будить пришлось рано, потому что тётя Элиза торопилась на дежурство.
Она взяла детей с собой в больницу, конечно, они надеялись увидеть свою мать, но она
повела их почему-то на другую сторону больнице и подвела их к небольшому бугорку.
24
А потом присела, обняла младших, взяла за руки Вилли и сказала, Ваша мама очень
просила привести вас к ней. Здесь теперь ваша мама, это её могилка, а вы сейчас
пойдёте домой и вас отвезут в детский дом. Ирма враз оживилась и опять за своё, тётя
Элиза, а орехи нам там дадут.
Ирма молчала, она как будто застыла с чашкой чая в руке. А потом враз оживилась,
засмеялась и сказала, что уж чего чего, а на орехи в детском доме доставалось с
лихвой. Ещё она вспоминала одного воспитателя, которой из соображений жалости
что-то изменил в их фамилии. Так было легче жить и не выделятся среди других, так
можно было ходить со всеми в школу, но, если бы он знал тот воспитатель, что так
получилось невозможным встретится с отцом.
Дети в детском доме не могут сами решать где и как им жить, на это есть директора,
районные и областные власти, которым подвластно всё. Не получилось детям жить
вместе, как не умолял всех Вилли и как не просил, что это была просьба матери. Вилли
сначала перевели на другой этаж в их детском доме, но ходить по этажам детям не
разрешали, а потом и вообще его перевели в другой детский дом и даже в другой
город. Девочки тоже были не вместе, в разных комнатах, но хоть в одном доме. Но
постепенно и между ними общение терялось, вот так рассасывалась связь, семейные
узы. И годы разлуки сделали своё дело. Только отслужив в армии Вилли приехал в
детский дом к сёстрам. Ирма училась в Фазанке, а Амалия почти не знала брата. В
детском доме пошли им на уступки и выделили им комнату. Сёстры слушали брата, не