Бѣлое движеніе шире фашизма потому, что оно можетъ возникать и исторически возникало по совершенно другимъ поводамъ и протекало въ совершенно иныхъ формахъ, чѣмъ фашизмъ. Оно глубже фашизма потому, что именно въ фашизмѣ совсѣмъ не проявляется или недостаточно дѣйствуетъ глубочайшій, религіозный мотивъ движенія. —
Всюду, гдѣ въ общественной и государственной жизни люди объедиіняются на началахъ добровольнаго служенія, качественнаго отбора, безкорыстія, чести, долга, дисциплины и вѣрности и, движимые патріотизмомъ, начинаютъ на этихъ началахъ служить родинѣ — мы имѣемъ основаніе говорить о наличности бѣлаго движенія. Такое движеніе можетъ быть вызвано не только войною или революціею, но и другими опасностями — голодомъ, моромъ или наводненіемъ. Оно можетъ возникнуть и безъ всякой особой «опасности», напр., въ видѣ движенія за національную духовную культуру, за національное воспитаніе, за отмѣну рабства, или за облагороженіе національной политики. Отсюда уже ясно, что бѣлое движеніе можетъ и не имѣть военнаго характера (какъ было у насъ), и совсѣмъ не связано непремѣнно съ захватомъ власти или съ отверженіемъ парламентаризма (какъ было въ Италіи); напротивъ, оно можетъ имѣть чисто штатскую и совершенно законную форму, и можетъ бытъ цѣликомъ направлено на поддержаніе и укрѣпленіе существующей власти и наличной формы правленія. Такъ, русское бѣлое движеніе возникло слишкомъ поздно и должно было принять гражданскую войну, начатую большевиками; но итальянское бѣлое движеніе сложилось своевременно и могло избавить свою страну отъ гражданской войны. Однако, бѣлымъ итальянцамъ (фашистамъ) пришлось все же рѣшиться на возстаніе и только благодаря исключительному такту Муссолини и Его Величества Короля это возстаніе не превратилось въ революцію, а стало высочайше узаконеннымъ переворотомъ; напротивъ, бѣлые англичане, во время угольной забастовки 1926 года, не начинали возстанія, но организованно поддерживали наличное парламентское, консервативное правительство.
Изъ этого вытекаетъ, что бѣлое движеніе совсѣмъ не ведетъ непремѣнно ни къ перевороту, ни къ гражданской войнѣ; оно можетъ, напр., сложиться на мирныхъ и законныхъ путяхъ, разлиться по всей странѣ, овладѣть сердцемъ и волею всего, что есть честнаго въ народѣ и положить начало новому національному воспитанію, новой творческой эпохѣ въ жизни страны.
Нѣтъ единой формы бѣлаго движенія, пригодной для всѣхъ временъ и у всѣхъ народовъ. Каждой странѣ нужно свое. Каждая эпоха предписываетъ другія формы. Нидерландское бѣлое движеніе, руководимое Вильгельмомъ Молчаливымъ, имѣло иныя задачи, чѣмъ бѣлое движеніе Минина и Пожарскаго. Бѣлые германцы въ эпоху Фатера Яна и Фихте Старшаго не могли становиться на путь современныхъ фашистовъ. Бѣлые итальянцы нашихъ дней погубили бы Италію, если бы они, занявъ сѣверную половину страны, начали гражданскую войну съ южной половиной. Какъ и вся политическая жизнь, бѣлое движеніе есть творчество, примѣняющееся къ реальнымъ задачамъ и реальнымъ возможностямъ страны и эпохи. И то, что спасительно въ одномъ случаѣ, можетъ оказаться вреднымъ въ другомъ. Здѣсь невозможно и не нужно слѣпое подражаніе: и въ то же время необходимо зоркое и внимательное изученіе тѣхъ условій и тѣхъ пріемовъ, которые создавали и создали удачу въ другія эпохи и у другихъ народовъ.
Еще одно. Если бѣлое движеніе совсѣмъ не есть непремѣнно фашизмъ, то съ другой стороны возможно, что появятся такіе новые «фашизмы», въ которыхъ не будетъ ничего бѣлаго. Сорганизоваться и сдѣлать политическій переворотъ совсѣмъ еще не значитъ создать бѣлое движеніе, хотя бы при этомъ слово «фашизмъ» было написало на всѣхъ перекресткахъ. Тѣ перевороты, которыми изобилуетъ исторія императорскаго Рима, бывали обычно своекорыстными затѣями легіоновъ и полководцевъ; и бѣлаго въ нихъ не было ничего. Таковы же военные перевороты въ современной Греціи; и мало кто согласится признать «бѣлымъ» — движеніе Гайды въ Чехословакіи. Здѣсь мало сказать, что такіе-то переворотчики тянутъ «направо» и стоятъ «за порядокъ»; Сулла въ Римѣ стоялъ «за порядокъ» и тянулъ «направо», но о бѣлизнѣ его можно говорить только по недоразумѣнію. И именно съ этой точки зрѣнія было бы очень рискованно поставить наряду съ героическимъ и дѣйствительно бѣлымъ адмираломъ Хорти — проблематическія или прямо порочныя фигуры, тамъ и сямъ поднимающіяся надъ уровнемъ въ другихъ странахъ. —