– Не важно, как оно было. Беда в другом. Я планировал взять вас главным экспертом, в щадящем режиме, разумеется, чтобы вы и для себя пожили…
– Да-да, интересно! Не вышло? Вероятно, Сам зарубил?
– Точно так. "И еще, – говорит – Дэниел, о тебе рассказывают, что окружил ты себя всяким старичьем. Консультанты-фигультанты – духу их чтобы не было в Департаменте". Мол, молодым деревьям солнце заслоняют… Такие дела.
– Для себя он, видимо, сделает исключение, когда и если доживет… Что ж, буду осваивать рыбную ловлю и пешие прогулки в деревенский сортир…
– Ну уж! Я лично осматривал: все удобства, включая ванну и телефон…
– Ладно, Дэнни, это я так шучу. Пойдем, пора уже. Знаешь такую пословицу: "Старость – не радость"? Это не оттого, что смерть близка и ты уже чего-то не можешь, нет. Это от того, что другие, которые временно молодые, уже не берут тебя в расчет. Ты еще есть, но загляни им в глаза – и не увидишь своего отражения: тебя уже нет для них. Ты – лишний на этом свете, потому что морщин много и мышцы дряблые… Да, твои аналитики сообщали тебе, что предположительно в районе Фолклендов существуют потенциально огромные нефтеносные слои?.. Ну все, пойдем, это я тебе на прощание дарю…
– …Том, ты? Езжай ко мне, я про эту падаль Ларея кое-что выяснил. Жду.
– А-а, Том, наконец-то. Долго едешь, мне чуть было не пришлось дожидаться…
– Урки к нам припожаловали! Слыхал? Сандро, расскажи еще раз!
– Да что там рассказывать, Ларей в "Пентагоне" объявился по странному делу: ходка за побег из "Пентагона", откуда никто никогда не бегал, а ходка – первая! Так не бывает. Уж врали про него, такие параши носили… Мол, и цепи-то он рвет, и сидел он в секретных подвалах президентских… Говорили, что и шпион черт те чей… Знаю одно: сидеть он – не новичок. И шустрый больно: я хотел его пощупать однова, моргнул не вовремя – и без зубов остался. Он не дурак, не стал моего удара дожидаться, первым врезал. До драки у нас с ним не дошло в тот раз, но, может, оно и к лучшему. Был у нас один здоровенный лоб, ну… очень здоровый, так ушел инвалидом на волю, Ларей его поломал в две минуты. А сам – ничего из себя, с меня ростом, в плечах – нормально, теперь ему лет пятьдесят должно быть. Все, наверное.
– А манеры, наколки? Рожай, не тяни…
– Ну что, говорил же. По наколкам, говорят, козырный урка, я сам не видел и наколок ихних не знаю. А все, кто его знал, говорят, опять же я с ним не сидел, так говорят, что все его боялись – надзиралы, сокамерники, даже кум наш пентагонный. Тот его трамбовал целый год в карцере, а Ларею хоть бы что – воздухом, что ли, питался.
– Так боялся, что из карцера не выпускал? – усмехнулся Букварь. – Не дай бог всем нам такого испуга в нашу сторону.
– Шути, шути, попадешь – поймешь. Он, Ларей, кума избил под конец – тягуны мамой клялись – сами видели, а ему всего год набросили и на периферию угнали, в родные места. Что дальше – мы не знали, а он вот где объявился, значит. Я просто горю, мечтаю его повидать.
– Я видел невдалеке. За сорок ему, точно, но полтинника не будет, лет сорок пять от силы.
– Ну, видать, зона в тук пошла. Я все свое рассказал, шеф. Замочу его – с веселым удовольствием.
– Штаны не замочи. – Дядя Грег неторопливо открыл ящичек, инкрустированный слоновой костью, оторвал по перфорированному краю лоскут папиросной бумаги правильной формы, так же неторопливо ухватил в щепоть пахучие ленточки табака, с помощью специального приборчика свернул самокрутку. Молчаливый Мураш почтительно поднес зажженную спичку (известный подхалим: Падаль не жалует зажигалок, так вот, пожалуйста, спичечку поднесем – тьфу! Букварю был антипатичен и Мураш).
– Леон, ты что скажешь?
– Это Букварь его на территорию допустил, вот он пусть и решает. Будь он хоть кто: одного человека заделать – не подвиг. Скажешь мне – я решу проблему. Но Букварь и сам не маленький.
– Зови меня Томас, сучий ты потрох! У себя в квартале хоть раком стань, а меня не учи, понял! У меня пятеро ребят как под воду ушли – один он там был, нет? Пятеро, а я с их матерями да женами разбираться должен. Решу… Шеф, Мураш тут на хрен не нужен, с его советами… У…
– Помолчи. Вот так. Кто нужен, кто не нужен… Пятеро ребят, как ты говоришь, на твоей совести. Или нет? Мураш виноват? Смотри, Том, Сандро у меня от безделья мается, может, ему передать твои заботы?
– Пусть попробует… вставными зубами… Что-о, что ты на меня щеришься, мяукнуть собрался?.. – Кот Сандро в ответ уже улыбался Букварю с налитыми кровью глазами…
– Ну, дурдом! – Дядя Грег заколыхал животом в приступе смеха. – В волосы друг другу вцепитесь, глаза повыцарапайте… Сандро, цыц. Том… Томас, ты уже одной ногой в морге, с такой манерой спорить. Я тебе кто – мальчик? Или нянечка – сопли вытирать? Ей-богу – умчишь отсюда вперед ногами, если не успокоишься. Вот уж не ожидал, что ты как баба расклеишься из-за дружеской критики… Башка!.. Падаль глухая… Оранжу! Для всех. – Дядя Грег был доволен: он любил стравливать своих людей, чтобы не сговорились между собой против него и чтобы можно было рассудить их сверху, указав правого, виноватого и путь к справедливости. Но и люди были не совсем уж дураки: если бы каждую перебранку они действительно пытались перевести в драку с "приправами", то давным-давно извели бы друг друга под корень. Но нет ведь – жили бок о бок годами. Бывало дело, когда словарный запас иссякал, переходили на язык жестов: резались, дрались на убой, – что взять с бандита, который читает по складам все, кроме надписей на купюрах. Но чаще всего дело начиналось и заканчивалось лютым, но безвредным лаем. Тем более когда речь шла о крайне деспотичном Дяде Греге. Система, им руководимая, как и любая другая система, стремится сохранить стабильность. А как можно сохранить стабильность при самодуре и диктаторе, который стремится согнуть и сломать все, что ниже его ростом (чтобы не выросло выше)? Найти безопасную щель и окопаться там. Постепенно эти щели выискиваются и заполняются паразитами, шутами, подхалимами, приживалами, прилипалами и прочими полипами. По мере качественного и количественного роста они начинают заслонять хозяину горизонт. Он смотрит на них, а думает, что перед ним картина мира… Вот и люди Дяди Грега, полусознательно учитывая и потакая склонностям шефа, грызлись ему на потеху, не переходя определенных границ. Это был еще не сговор, не попытка бунта, но уже стихийно организованное противодействие. И если глупый и сытый Башка никогда не имел амбиций или забыл о них в обмен на теплую тихую радость глиста, то другие, вроде Букваря и Сандро, нет-нет да и поглядят на сонную артерию своего шефа… Из чистого любопытства… Они-то вполне в форме: поджарые, мускулистые, полуголодные, а он – ожирел, одряб, угрелся… Ослаб…