Все каникулы Войта тосковал, все представлялось ему в черном свете. Зато мать сияла от радости. Она напевала церковные и светские песни и уже наяву видела и слышала, каким торжественным звоном будут встречать в деревнях ее сына, как будут для него петь и играть во время обедни, как при выносе божьего тела над ним будет колыхаться балдахин с шелковыми кистями.
Время шло. Войта уехал в семинарию. Пока Матоуш встречался с Войтой, Утопия была для него раем. Он наслаждался, представлял себе его великолепие, горы плодов, изобилие всего, блаженные и прекрасные дни человечества. Но вскоре после отъезда товарища Матоуш был изгнан из рая светлых иллюзий. Не ангелы-херувимы пламенными и сверкающими мечами изгнали его оттуда, а отец — шпандырем. С помощью ремня он ограждал дороги к древу познания жизни, ругал сына так, как бог ругал Адама, убеждал, что только трудясь в поте лица своего, он будет есть хлеб, и потому гнал его работать. Так заботы и будни заглушали в Матоуше воспоминание о поэтическом рае. Его жизнь и его душа стали теперь похожи на Гавлову просеку: много терновника, много сорняка, но рядом с этим — замечательные местечки, где разрослась кудрявая рощица или чудесный, пышный и зеленый кустарник.
ГЛАВА II
Во Вранове, кроме Матоуша, есть еще один сапожник — Иржик Махачек. Летом врановские жители ходят большей частью босиком и не дают сапожникам заработать как следует, тем не менее сапожное дело — хорошее ремесло. У Иржика только мать: отца похоронили после того, как он, поправляя крышу костела, упал сверху как раз на кладбище. Иржик — прямая противоположность Матоушу. Последний разбрасывает свою энергию во все стороны. Иржик накопляет ее в себе. Он любит одиночество, сапожничает, играет на кларнете — большей частью религиозные песни, — участвует в любительских спектаклях — в комедиях, как говорят в этих местах, — и даже сочиняет пьесы. Махачек — сапожник, актер, поэт и музыкант в одном лице.
Во Вранове и в его округе с незапамятных времен ставились пьесы на библейские и светские темы. Самая известная из них «Лабиринт». Так зовут главного героя пьесы — это деревенский Фауст и вместе с тем Дон Жуан, который философствует и наслаждается жизнью до тех пор, пока его не уносит черт. В те времена черт путался во все дела больше, чем сам господь бог. В этом была заслуга священников: они охотно согнали бы с трона господа бога и посадили туда сатану, чтобы он помогал им сеять в людях страх и ужас перед пеклом. Поэтому без черта не могла обойтись ни одна пьеса. Матоуш был словно создан для этой роли. Иржик играл героев — королей, принцев, рыцарей, но ревниво относился к артистической славе Матоуша, в котором и вправду сидел черт. Он прекрасно играл свои роли, и слава его разнеслась далеко по всей округе. Искра взаимной зависти и ревности разгорелась в пламя, когда во взаимоотношения сапожников вмешалась любовь. Пламя это разожгла Розарка Кикалова. Ее часто можно было видеть на подмостках в роли королевы или принцессы. Она могла бы считаться настоящей красавицей, не будь у нее этих больших шершавых рук, загрубевших от работы. Не удивительно, что парни бегали за ней. Ей самой нравились оба сапожника, с которыми она играла на сцене. Но папаше Кикалу не подходил ни один из них. Старый вдовец, имевший только избу без надела, жил с дочерью на то, что держал несколько коз, брил крестьянам бороды, рвал зубы, продавал порошки от тараканов и крыс, лечил коров и телят, частенько заглядывал в панские леса, а летом ловил кротов и сусликов, чтобы те не вредили лугам и пастбищам. Был у него и улей.
— Розарка, где это ты так долго пропадала?
— Я заказывала у Штепанеков новые туфли.
— Здесь был капеллан из Войкова и спрашивал тебя.
— Небось вы опять его угощали и отдали последний мед, который я берегла для престольного праздника?
— Ну, надо же было чем-нибудь его угостить…
— Подумаешь, невидаль какая!.. Поп!..
— Послушай, девка, брось-ка ты этих сапожников, держись капеллана. Войковский к нам ходит не зря: скоро он будет священником и возьмет тебя в экономки.
— Еще чего… Этот длиннополый в сапогах, да еще с тонзурой[6] среди рыжих волос?.. Все время держит в руке табакерку, крутит ее, как кофейную мельницу, то и дело нюхает табак, а под носом у него всегда висит капля.
— Это святой отец, а до прочего тебе дела нет.
— Папа! — всплеснула руками Розарка.
Ей хотелось добавить: «Какой вы глупый…»
Но вместо этого она расхохоталась. Смеялась над черной сутаной, над высокими сапогами и тонзурой, а больше всего — над табакеркой и каплей под носом.