— Ну нет… пойдем вниз, в трактир. Там поговорим.
Солнышко уже всходило, а они так и не договорили до конца. Пиво давало себя знать.
Вскоре после этого жители Вранова решили ставить комедию; все роли были распределены, кроме одной: некому было играть черта.
— Матоуш, — упрашивала парня Ружена, — эту роль ты мог бы передать Петру Микше. Ведь ты же подал прошение, чтобы тебя сделали учителем, и играть черта тебе не пристало.
— Руженка, в последний раз.
— Ну, если так… Эти черти пристали к тебе, как деготь к рубашке.
— Ей-богу, в последний раз!
Недалеко от Вранова горделиво возвышался панский замок: внизу — трактир, а в нижнем этаже трактира — зал со сценой. Воскресный вечер. Все готово, все в сборе — и король, и королева, и черт. Зрители валят со всех сторон. Но в замке чем-то недовольны. Это чувствуется по всему.
— Карл, — говорит жена управляющего, — что это за порядки? Врановские крестьяне даже не пригласили нас на комедию.
— На комедию?
— Сегодня вечером в трактире ставят пьесу.
— Ты, наверно, ошибаешься… Я ничего не знаю. Не будут же они играть без разрешения…
Управляющий велел позвать стражника и спросил его:
— Правда, что врановские крестьяне ставят сегодня спектакль?
— Осмелюсь доложить, люди уже собираются.
Пан управляющий нахмурился и приказал:
— Позови сюда казначея с приказчиком.
Оба пришли.
— Возьмите несколько человек на помощь, пойдите туда со стражником и заберите этих комедиантов… Засадим их в холодную и выбьем из их тупых голов всю эту свободу… Ведь пока еще ее нет, только одни разговоры… Они эту конституцию на собственной шкуре узнают!
Разговор был окончен.
В зале полным-полно народу. Уже гудит большая шарманка. Скоро должен подняться занавес. В соседней комнате, служащей костюмерной, Иржик наряжается королем. Его придворные — все как на подбор, статные, плечистые рыцари; на груди и на спине у них бумажные доспехи, на головах бумажные шлемы, сбоку старые заржавленные сабли. Они уже готовы, спокойно сидят на лавках и безмятежно пускают дым из коротких трубок, ожидая, пока оденется его величество. Королева Ружена уже на сцене за опущенным занавесом. Над ее лбом блестит жестяная корона; по спине волной спускаются черные волосы; на лице горит румянец. Она расхаживает по подмосткам, повторяя роль. Матоуш, одетый чертом, выглядывает из костюмерной и бегом мчится к ней. На нем черные штаны и плотно облегающая фигуру курточка, на которой нашиты красные и желтые полосы — символ адского огня. Голова и лицо скрыты маской с двумя рогами и дырками для глаз и рта. На курточке пришито несколько бубенчиков, которые звенят при каждом движении. Матоуш льнет к королеве и хочет ее обнять. Ее величество отступает, отмахивается и защищается:
— Ты помнешь платье… и волосы растрепал… Ну что ты делаешь… Ведь корона упадет…
Но черт весь во власти адской лихорадки. По примеру рыцарей, он опускается перед ней на колени, обнимает ее за талию и тянет к себе, чтобы поцеловать. Но тут открывается дверь из костюмерной, и на пороге появляется король Иржик. У него на глазах черт обнимает королеву! Сейчас разразится буря ревности…
Но тут случилось кое-что похуже. Кассир, продававший входные билеты, громко кричит артистам:
— Бегите скорей! У нас нет разрешения пана… Из замка идет комиссия со стражником. Дело пахнет холодной и розгами… Скорей отсюда!
Сам он выпрыгивает через окно в сад и, держа подмышкой копилку с деньгами, удирает в ближайший лесок. Все как один бросаются за ним. Они знают, что справедливость господ слепа: наказывают того, кто пойман; счастлив, кто убежит. Черт, король, королева, рыцари в театральных костюмах выбегают из зала с такой поспешностью, словно над ними загорелась крыша. В вечерних сумерках мелькают пестрые фигуры. Рыцари мчатся быстрее всех; в правой руке трубка, в левой — сабля, чтоб не мешала в беге; они первыми добираются до темного леса. Хуже всех пришлось королеве и черту. Ее величество наступает ногой на длинное в сборку платье и спотыкается; черта выдают бубенцы. Они бегут рядом. Розарка замечает опасность такого шумного соседства, подбирает платье и с быстротой нимфы покидает товарища. При этом она теряет свою корону, как всякое величество, низверженное с трона.
Зрители сейчас же узнают о бегстве артистов, и прежде всего о том, что кассир удрал с деньгами.
— Бежим за ними, пускай вернут нам наши денежки.