— Ты знаешь, что драгуны убили Матоуша? — крикнула ей Тонка Яндур через забор.
— Знаю.
— Матоуш, — прокричала потом Пепка Якуб, — не вернулся с гвардейцами. Кавалеристы разрубили его на куски.
Каждый, кто проходил мимо, сообщал ей о несчастье. Не выдержав, девушка убежала в горницу и села к прялке, но прясть не могла. Расплакалась жгучими, как боль, слезами.
— Розарка, вот она! — воскликнул сияющий Иржик, едва переступив порог комнаты. В руках у него был лист бумаги, он махал им в воздухе и был так возбужден, что даже не заметил ее слез.
— Что это?
— Постановление. Я назначен учителем. Посыльный из управы принес час тому назад.
— Покажи! — Она прочла. — Только временно?
— Это так пишется, а подразумевается — до самой смерти… Ты не рада?
Розарка как-то принужденно кивнула головой и, помолчав немного, сказала:
— Драгуны убили Матоуша.
— Убили, — повторил Иржик и смолк.
— Розарка, — заговорил он после короткой паузы, — теперь надо подумать о свадьбе.
«Жаль Матоуша!» — промелькнуло в голове девушки. Она ничего не ответила, только отвернулась к окну, чтобы скрыть от Иржика выступившие на глаза слезы.
«Матоуша убили!» — летела весть из дома в дом, словно он был на селе самой важной особой. На самом же деле его не убили, а только тяжело ранили. Он долго лежал на поле боя без сознания и очнулся в больнице в Ичине, куда его отвезли добрые люди. Он не знал даже как следует, чем кончилось дело в Льготе. Ему удалось вспомнить только, что старый гренадер Швейда, прежде чем упасть, долго оборонялся пикой против драгунского офицера, все остальное потонуло в тумане.
На горах давно уже отцвели липы, хлеб был убран с полей, ласточки и другие птицы собирались в теплые края, когда Матоуш, усталый, измученный и исхудалый, возвращался домой — во Вранов. День клонился к вечеру. Юноша шагал вверх по склону, направляясь к дому отца. Издали бросилась в глаза школа; Матоушу показалось, будто покойный учитель Стрнад погрозил ему розгой. Но это был не Стрнад. Иржик Махачек и Розарка сидели на крыльце дома у дороги.
«Вот как!» — кольнуло Матоуша. Он хотел отвернуться и пройти дальше. Но ему стало неловко убегать от них, и он поздоровался. Иржик молча кивнул головой, а Розарка сказала:
— Здравствуй, Матоуш… А мы тут сперва думали, что ты погиб; потом разнесся слух, что ты умер в госпитале. А ты вот возвращаешься жив и здоров.
— Здоров… Здоров. Только погляди, что со мной стало, — ответил он и, устыдившись этих слов, которые могли показаться жалобой, поспешно спросил: — Ну, что тут у вас нового?
Она немного покраснела и смущенно потупила глаза. За нее ответил муж:
— Я стал учителем, и мы с Руженкой поженились. На прошлой неделе отпраздновали свадьбу. Мать моя умерла вскоре после того, как вы весной пошли в Прагу.
Матоуш стал прощаться.
— Дай бог тебе здоровья! — сказала Розарка и сердечно пожала ему руку. — Бедняга! — пожалела она, глядя ему вслед, и еле удержалась от слез.
Учитель же, который со времени своего вступления в должность стал ревностным блюстителем законов и порядка, сказал немного брюзгливо:
— Нечего было лезть самому в это безнадежное дело, да еще и других подзуживать!
Розарка надула губы; это было признаком пренебрежения и недовольства.
Нервы Матоуша были напряжены до предела. Странная мысль пришла ему в голову. Когда-то он читал о том, что в одном немецком городе лебедям каждой осенью подрезают крылья, чтобы они на зиму не улетали в теплые страны. Его больно укололо это воспоминание.
«Я теперь тоже без крыльев, как эти лебеди», — с горечью подумал он, остановился, посмотрел на свою потертую одежду, разбитые башмаки и рассмеялся.
— Ощипанная птица… настоящая курица, — вслух повторил он и поспешил домой. Там он поздоровался с родителями, посидел, поговорил, рассказал, как скверно жилось ему в больнице, а когда старые часы глухо пробили девять, пошел спать на чердак. Засыпая, он потихоньку напевал: