Когда-то давно Штепанек слышал изречение о том, что ночью закон спит. Эту добродетель закона он хотел распространить и на праздник. Недруги его осмеяли и продолжали наступление, пока усталый и обессиленный сапожник не вынужден был сдаться на милость победителей. Его связали, заковали в кандалы и начали совещаться: предать сапожника суду или расправиться с ним по-свойски.
— В тюрьму… в тюрьму!.. — решило большинство. Он не здешний, переселился из другой деревни, пришелец. Этого было достаточно. Кроме того, деревне причиняет одни неприятности. Когда сапожнику нужны дрова, он не идет в барский лес, как это по стародавней привычке делают остальные, а рубит общинный.
Так и отсидел наш сапожник несколько месяцев за нанесение тяжелых увечий и нарушение общественного спокойствия.
Была ранняя осень, зрели яблоки, когда сапожник возвратился из тех мест, которые народ метко прозвал «школой». Учитель и его жена, уже давно оправившиеся после побоев, беседовали в садике у школы; с ними был и «запасной». Канторша выращивала лечебные травы, и Мартин пришел к ней за кореньями. Невдалеке по дороге шагал мрачный Штепанек. В тюрьме ему обрили длинную рыжую бороду, остригли растрепанные вихры. Это его обозлило не меньше, чем несправедливый приговор.
— Добрый вечер, — окликнул Штепанека Мартин, желая задобрить его. Он побаивался мести сапожника.
Штепанек остановился, обернулся в сторону сада, откуда послышалось приветствие. Им вдруг овладело сильное желание начать драку. Он весь трясся от гнева и уже засучил было рукава, обнажив поросшие рыжими волосами руки, но во-время одумался. Излив свой гнев в потоке ругани, от которой в таких случаях простым смертным становится легче на душе, он повернулся и быстро пошел к своей избе, посылая проклятия всему миру.
Учитель оправился после побоев, но никто не мог его вылечить от страха перед сапожником. Этот страх преследовал его до самой смерти.
В Матоуше произошла перемена. В течение тех нескольких месяцев, пока отец сидел в тюрьме за буйство, он находился под влиянием матери и аккуратно посещал школу. Он продолжал хорошо вести себя и теперь, когда старик вернулся из тюрьмы. Матоуш учился играть на скрипке, пел на хорах войковского костела, а во время процессий, помогая музыкантам, носил барабан на спине. Как видите, образование его было весьма разносторонним. Но он унаследовал от отца не только ремесло, но и его горячую кровь; она не давала ему покоя, жгла злее крапивы, толкала на буйные выходки, о которых потом долго рассказывали в округе. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он занялся браконьерством. Стрелять было опасно: охотиться в окрестностях имели право только господа. А у тех были чуткие уши — лесничии и обходчики. Они не дремали по ночам, и если до них доносился ружейный выстрел, виновнику приходилось плохо. Так, Гонцира из Олешницы поплатился долголетним заключением за то, что застрелил оленя. Панские загонщики грозили ему даже виселицей. Молодому сапожнику не оставалось ничего, кроме ловушек, силков и тенет; они не производили шума, и их можно было прятать в укромных местах. Летом и зимой Матоуш ловил капканами зайцев в лесу и кустарниках, а осенью силками — куропаток на картофельных полях. Господа узнали об этом, но легче было обмануть или поймать лису, чем настичь Матоуша.
— Если вы не поймаете этого мальчишку, — грозил обходчикам лесничий, — я всех вас выгоню!
Те клялись и божились, что застрелят сапожника, как только поймают на месте преступления; но угрозы лесничего и усердие обходчиков не привели ни к чему.
Однажды Матоушу не повезло. В трактире провожали масленицу, танцевали. Во Вранове были свои музыканты; не хватало только контрабаса, а без него какая музыка! Контрабасист пришел из Войкова. Вместо того чтобы прекратить игру в полночь, как повелевает святая церковь, он продолжал пиликать на своем инструменте до рассвета и только утром в среду, когда наступил святой пост, отправился домой, изрядно навеселе. По дороге музыканта разобрало, он заблудился в лесу и угодил ногой в поставленный сапожником капкан. Контрабасист метался, словно заяц, и хоть он не задохся, но упал в сугроб вместе с контрабасом и уснул. Счастье, что на другой день жена нашла его и высвободила. Он отделался только легкой простудой. В горах со смехом рассказывали о том, как контрабасист попался в капкан. Но Матоуш не смеялся. Его грызла совесть при мысли, что несчастный чуть было не поплатился жизнью. Матоуша несколько успокоила проповедь священника, в которой тот благочестиво объяснил, что музыканта покарал сам бог, ибо он осквернил своей игрой святой пост; а ведь каждый школьник знает из катехизиса, что это великий грех.