Через неделю после престольного праздника Матоуш в новых венгерских сапожках пошел под вечер погулять.
— Что это вы хромаете? — спросил он жену старосты, встретив ее на тропинке возле дома.
— От простуды хромаю. Лечусь, да доктор, видно, ни черта не понимает.
— А я знаю средство.
— Какое, Матоуш, какое?
— На венгерской границе я видел за одной деревней рядом две статуи на одной подставке: святого Якуба и святого Филиппа. Святой Якуб держит в правой руке клок волос; святой Филипп — в левой руке черный ватный чепец с белым кантом. Никто из людей не смог бы вырвать у них из рук этих вещиц, и горе тому, кто бы на это отважился!
Чтобы усилить впечатление, Матоуш прервал повествование и сделал выразительную паузу.
— А как к ним попали этот чепец и волосы? — спросила старостиха, горя нетерпением поскорее узнать о целебном средстве.
— Случилось это так… Однажды ночью под первое мая, — начал свой рассказ сапожник, — ведьмы, по своей скверной привычке, летали на метлах. Если бы они летали как всегда, то ничего бы не случилось; но на этот раз они вздумали досадить обоим святым, гонялись друг за дружкой вокруг них на своих метлах, показывали им свои вонючие языки и голые зады. Это богохульство, конечно, вывело святых из себя. Филипп протянул левую руку и схватил одну бесстыдницу за чепец; Якуб протянул правую руку и выдрал у другой ведьмы клок седых волос. Но ведьмы вырвались и улетели. В сжатых руках у статуй остались навсегда только эти вещи; несомненно, они будут их держать до судного дня. Чепец весь черный, только из подкладки высовываются клочья белой ваты, а волосы — седые. С тех пор к святым часто приходят паломники, даже издалека, и святые помогают от боли в ногах, судорог и других недугов… Жалко, что это так далеко.
— А что, если б мой старик запряг коня и свез меня туда?
— Что вы… туда нужно идти пешком, со странниками, иначе не поможет.
Как только жена старосты пришла домой, она рассказала о чуде мужу, а когда тот не поверил, стала упрекать его:
— Вот видишь, безбожник, ты никогда ни во что не веришь!
Матоуш снова принялся за браконьерство. Он забыл о музыканте. Весь год ему везло. Но счастье переменчиво, и молодого сапожника постигла беда. К осенней охоте из Вены приехали в имение господа.
— Староста, в понедельник в наваровских лесах охота. Пан граф позвал гостей и приказал, чтоб ваша деревня прислала двадцать загонщиков. К рассвету чтобы все были на месте. Сигнал — барабанный бой.
Так заявил барский ловчий рано утром в субботу. Староста обязан был выполнить приказание. На очереди была изба Штепанека, и Матоушу пришлось идти вместо отца. Что-то дрогнуло в нем, он предчувствовал недоброе и все воскресенье придумывал, как бы отделаться от опасного поручения. Но придумать ему ничего не удалось. Оставалось только покориться судьбе. В понедельник он встал рано, еще затемно. Прошло уже две недели со дня святого Губерта, покровителя всех охотников. Наступила зима; на холмах белел первый снежок. Матоуш надел короткий отцовский полушубок, надвинул на лоб лохматую шапку-ушанку; по бокам у него на тесемке висели рукавицы, каждая величиной со щенка; в правой руке он держал палку, чтоб стучать по деревьям и пугать зверя. Вооружившись таким образом против зайцев и мороза, сапожник ждал сигнала.
На рассвете с наваровского двора, находящегося недалеко от Вранова, донесся барабанный бой, призывавший обычно на барщину, а теперь на охоту. Врановцы, с дубинками и трещотками, отправились в путь. Большая часть загонщиков были подростки. Отцы охотно посылали своих сыновей на гон: день охоты засчитывали за два дня барщины. И парни тоже были довольны. Они шли с криком и веселыми песнями. В толпе раздавались озорные шутки. Пепик Вальша запевал:
А за ним Иозка Миксанек:
И потом весь хор:
Песня эта прерывалась старинным припевом:
Потом затянули другую, тоже высмеивающую господ: