— Прими это душечка, — громко сказал он, — Самоеды хотят оказать тебе почтение и приносят этот маленький подарок.
Подношение было принято, и я с грустью подумал о том, сколько самоедских семей можно было бы спасти от голода и цынги на деньги, составляющие стоимость этого «маленького» подарка. Ведь каждая шкурка голубого песца оценивается в несколько сот рублей!
Видя, что всем распоряжается Садовский, я подошел к нему и отрекомендовался.
— Губернатор, не дождавшись вас, уехал и поручил мне говорить с вами, — сказал Садовский.
Я рассказал о цели моего приезда в Архангельск, приблизительно вот что:
В настоящее время в Германии 32 зоологических сада; во Франции — 28 и т. д., а у нас, в России, их, к сожалению, только два. И что прискорбнее всего, это — отсутствие у нас таких культурно-просветительных учреждений, несмотря на колоссальное разнообразие и богатство нашей фауны. Я задался целью устроить в Москве такой зоологический сад и зверинец, по возможности, всех представителей животного царства России, и полагаю, что эта идея должна встретить поддержку со стороны общественных деятелей. Я надеюсь, что в этот раз, благодаря содействию Архангельского губернатора, мне не придется переплачивать фирме Гагенбек в Гамбурге громадные деньги за зверей, которые он приобретает за бесценок у нас же в России. Например, за молодых медвежат Гагенбек берет по 600 руб. и на покупщика ложится еще весь риск, с каким сопряжена перевозка этих зверей из Гамбурга в Россию.
Вот что я хотел сказать, приблизительно, Садовскому, но он после первых же моих слов резко меня оборвал:
— Какое мне дело до ваших идей? Я для вас ничего сделать не могу. Привезенные сюда и находящиеся на корабле медведи уже проданы этому господину. И он указал мне на агента Гагенбека.
Агент стоял в небрежной позе и своей язвительной улыбкой как бы говорил мне:
— Что, много взял со своим губернатором!..
Мое лицо выдало меня, на нем отразились досада и разочарование. Садовский это заметил и поспешил смягчить впечатление от своих слов.
— Там на корабле, у матросов, есть еще четыре медвеженка посмотрите их, — сказал он.
Я вошел на корабль. На палубе в судорогах валялись три медвеженка. От матросов я узнал, что в дороге, за отсутствием другого корма, этим несчастным животным бросали из жалости уток, которых медведи пожирали вместе с перьями. Такой корм, конечно, и вызвал смертельные судороги. Лучшие же экземпляры медвежат были уже собственностью Гагенбека и этих гагенбекских медвежат кормили как следует. Медвежата были проданы Гагенбеку еще до отправления экспедиции на Новую Землю, как многие раззорившиеся помещики продают хлеб на корню.
Меня ошеломило такое отношение со стороны представителя администрации, и я указал на это Садовскому. Я старался его убедить в том, что от подобного отношения страдают не только мои личные интересы, но и великое общественное дело народного просвещения в России.
Садовский оказался неуязвимым. Он сухо и резко ответил, что подобные соображения его не касаются, и предложил мне обратиться к агенту Гагенбека, если действительно я хочу купить животных Северного Края.
Сила солому ломит. Пришлось подчиниться, неизбежному: приобрести зверей у гагенбековского агента и переплатить ему громадный куртаж.
Раздосадованный неудачей с приобретением зверей, я отказался от участия в благотворительном вечере. Губернаторша обиделась на меня за это и решила мне отомстить. Она предложила дамам архангельского «бомонда» бойкотировать мой бенефис, который должен был вскоре состояться.
План мести губернаторши оказался неудачным.
В мой бенефис на цирке был вывешен аншлаг «все билеты проданы».
Цирк был битком набит, ложи и первые ряды переполнила та публика, которую губернаторша подбивала меня бойкотировать. Об этом постаралась семья вновь назначенного в Архангельск бригадного командира К., моего дального родственника, и вице-губернатора Шидловского, который публично преподал мне золотой жетон.
Город разделялся на две партии: одна — вицегубернаторская, другая — губернаторская, обе враждовали между собою, благодаря чему вицегубернаторская партия явилась ко мне на бенефис в пику губернаторше.
Видя перемену губернаторши, переменился ко мне и местный полицеймейстер, молодой, малоопытный в полицейском деле франтоватый офицер, затянутый в корсет.