— Я думал, что имею дело с нашим интеллигентом, а вы — комедиант — и больше ничего. Так зло и пошло посмеяться мог только человек…
Я не дал ему договорить.
— Да об'ясните же мне, в чем дело. Я ничего не понимаю.
— Не притворяйтесь, пожалуйста. Вам это даром не пройдет, я вас привлеку к ответственности за шантаж.
Смирнов все более и более повышал голос, привлекая криком публику.
Я был взбешен. Я был незаслуженно оскорблен и уже готов был его ударить, как окружавшая нас толпа раздвинулась, и возле меня очутился Огарев.
— Я прошу вас обоих в контору, — сказал он и сам пошел с нами. Пристава розогнали публику.
Тут только в конторе я узнал о том, что произошло с гордоном. Дело было так: модный блестящий богач присяжный поверенный, вращавшийся в аристократическом кругу, устраивал jour fix’ы у себя в своей роскошной квартире. Его четверги посещали все представители высшего общества Москвы.
В один из последних четвергов к Смирнову приехала и его невеста, княжна X…
Конечно, как полагается, невеста ласкала любимую собаку жениха, давая ей конфекты, а потом за ужином, сидя рядом с хозяином, увлеклась разговором и забыла про гордона.
Про гордона забыли все гости. Никто ничего не ронял и гордону не пришлось ничего получить.
После ужина многолюдное общество разместилось в зале. Все пристали к «царице вечера», княжне X:
— Пожалуйста, спойте нам. Мы давно уже не слышали вашего чудного голоса.
Княжна села за рояль, приготовилась петь, аккомпанируя себе.
В зале водворилось напряженное внимание… Смирнов сидел возле, княжны, чтобы переворачивать ей страницы нот. Княжна взяла несколько аккордов…
И вдруг, среди этой сладкой тишины, прерываемой нежными звуками рояля, в зале появляется гордон…
Он подвигается вперед к роялю, гордо неся в зубах какой-то сверток, подошел к княжне и победоносно положил ей на колени… грязные подштанники хозяина…
Что тут произошло-трудно описать.
С княжной сделался обоморок, истерика…
Бледнея и краснея, Смирнов кричал в конторе:
— Пусть не отпирается. Ясно, что все это было им подстроено нарочно. Он подучил собаку таскать грязное белье, чтобы осрамить меня.
Он кричал, а я хохотал…
В самом деле мне было очень смешно.
Я удивлялся сообразительности гордона и тут же об’яснил причину происшедшего: собака ничего не получила за этот вечер, а получить хотела, и стала искать, нет ли чего брошенного, за что можно было рассчитывать иметь подачку. Он нашел брошенное под кроватью белье Смирнова и принес его тому, кто его угощал.
Рассказ о скандале у Смирнова облетел всю Москву. С тех пор мне стали предлагать со всех сторон в дрессировку собак. Тогда и обер-полицеймейстер Огарев отдал мне пару своих горных санбернаров, за что в конце концов не заплатил мне ни копейки, как и прачке, которая мыла ему 25 лет белье и за это получила старую пожарную клячу, околевшую через две недели.
IV. С тугим карманом
Ведь капиталисты тоже были сильные мира того, а потому я хочу вспомнить в этой книге и мои с ними столкновения. Удачная дрессировка смирновской и огаревских собак заставила меня открыть на Садовой улице в моей квартире, в глубине двора, учреждение, там на двери я навесил дощечку:
«Дрессирую всевозможных животных, специально собак».
И вот ко мне все чаще и чаще стали приводить собак и приносить кошек.
Это очень не нравилось домовладельцу, и он грозил подать на меня мировому, но я не обращал внимания на эти угрозы и делал свое дело.
Я расположился в самой большой комнате квартиры, совершенно без мебели, с прибитым кругом стен линолиумом, с ввинченными в деревянные стены кольцами.
К этим кольцам на цепочке привязывались собаки — ученики. Вспоминается мне характерная сцена.
Я в своем «кабинете». Всю его мебель составляют: маленький письменный столик, два кресла и один стул. В одном углу почти пустой комнаты — клетка с гусем, в другом на цепи козел.
Служащий докладывает мне, что около под'езда остановилась шикарная коляска и из нее вышла какая-то дама.
— Она желает видеть вас, — сказал служащий.
— Меня? Дама? Кто такая и зачем?
— У кучера я узнал, что это купчиха с Плющихи.
— Проси, — сказал я, застегивая тужурку.
Входит дама, шурша шолковыми юбками, окидывает быстрым взглядом комнату, ставит к станку около клетки гуся свой шелковый кружевной зонтик, садится на стул и начинает беспрерывно болтать:
— Это вы известный комедиантщик, который учил огаревских псов? Я много слышала о вас и потому приехала к вам посоветоваться… У меня есть собака — Милорд, это просто прелесть. Душка. Я хочу, чтобы вы непременно, непременно взяли его на воспитание. Если огаревских псов можно было научить, то уж моего Милорда и подавно. Он такой умный, — удивительно. И притом, подумайте, почему мне с моими капиталами не иметь ученую собаку? Неправда ли?