— Что ты ищешь? — уточнил он тихо и хрипло.
— Книги о хищных наваждениях, — сказала я, хотя столь прямой намёк вызвал волну тошноты и ярости со стороны роли.
— О хищных наваждениях?
Я быстро обернулась. Он пошатывался, но глаза смотрели остро, внимательно, цепко.
Ну же, Саннар. Ты же умный колдун! Никогда не был дураком. Подумай, наконец!
— Зачем тебе они?
От силы сопротивления роли даже в глазах потемнело. Гадство…
— Просто интересно, — выдавила, умоляя его глазами. Ну же, ну!
Он моргнул… и пошатнулся. Его повело в сторону — плетение явно вытащило очень много сил.
Я бросилась к нему, прежде чем успела осмыслить этот жест, и подставила плечо. В своём, родимом теле я бы и на руках его смогла поносить, если бы приспичило. К сожалению, оболочка человеческой девы для таких подвигов категорически непригодна: удержать его удалось на чистейшем упрямстве. И то запыхтела, как ёжик.
— Пусти, я тяжёлый, — пробормотал он невнятно.
— Обсудим это в спальне, — отбрила я автоматически.
Он сдавленно фыркнул в ответ.
— Обещаешь?
Ну, если понимает пошлые шуточки — значит, ещё не помер.
— Гарантирую. Духа-слугу позвать сможешь?
— Духа-слугу? — он растерялся. — Но у меня нет…
Я нахмурилась.
В принципе, это даже логично. Начни он тут направо и налево бросаться словами на древнем языке, то рано или поздно точно задался бы вопросом, с чего это обожаемые супруга и доченька визжат и плавятся в ответ на некоторые чары. Да и был бы риск, что он призовёт настоящего беса-помощника. А то и не беса: поговаривали, что несколько жизней Саннару даровал сам Зверь. Не знаю уж, за какие заслуги, но факт остаётся фактом.
— Ничего, — пробормотала я. — Весело пойдём. Никого звать не надо! Запевай считалочку. Десять придурков в ведьмин влезли дом. Один из них перецепился за углом. Острый топор и нету головы — но, там и не было мозгов, увы. Девять придурков…
В общем, худо-бедно мы под эти жизнеутверждающие мотивы дошли до одного придурка. И до супружеского ложа, на которое я, поднатужившись, свалила своё сомнительное семейное счастье.
— Ты ужасно поёшь, — сказал он с какой-то беззащитной улыбкой. — И песня просто кошмарная. И рифмы нет!
— Всему тебя учи, — скривилась я. — Ты должен был сказать, что я пою, как соловей!
— Извини, милая, но это очень простуженный соловей. Ну, и немного больной на голову.
Я не выдержала и расхохоталась. Он рассмеялся тоже. Я чувствовала, как силы возвращаются к нему, и тихо радовалась этому.
Хотя в целом, конечно, та ещё ситуация. Веселимся, как дети малые, будто и не было между нами… да чего только не было.
Хотя… кое-чего так и не случилось, верно? И здесь это можно исправить. Он этого не вспомнит, и маленькая шалость никак не отразится на нашей работе. Здесь над нами не довлеют тени прошлого, нас не разделяют интриги, годы войны, смерти, страхи и маски. Это как сон, не так ли? А во сне можно себе позволить всё. Идеальное преступление, о котором никто никогда не узнает… В конечном итоге, имею же я право на своё неслучившееся?
Я осторожно легла рядом с ним, переплетя наши пальцы, и проверила свои внутренние резервы. После ментальной битвы с ролью и конфликта со служанками меня не хватит сейчас на решающий удар. В предрассветный час, когда Тьма сильнее всего — вот когда я сделаю это. А пока…
Наши с ним мысли шли в одинаковом направлении, безо всяких сомнений. Он потянулся ко мне, и я не стала на сей раз его отталкивать.
5
— Мама, проснись, — теребили меня маленькие ручки. — Мамочка, пожалуйста…
— Ещё рано, — сказала я сонно. — Малыш, ну что с тобой?
— Мама, мне страшно.
Я устало вздохнула и, чуть приоткрыв глаза, ласково провела рукой по волосам дочери, слегка пощекотав маленькие рожки. Её жёлтые глаза чуть светились в неверном утреннем полумраке и были полны страха, хвост беспокойно метался.
Я поморщилась: голова отчего-то была тяжёлой. С другой стороны, чему удивляться? Мы с Наром, как ни крути, почти не спали этой ночью. Даже ужинали в постели, обсуждая планы на будущее. Сложно поверить, что скоро гонения на изменённых закончатся. Мы сможем, наконец, покинуть поместье и рассказать правду о нас всему миру… и больше не будет никакой войны… впрочем, наше поместье всё равно защищено от неё, так ведь? Но внешний мир повидать хочется.
— Мама, ты должна встать, — Алеа продолжала меня теребить, плача. — Пожалуйста!
Я вздохнула и села в кровати, отметив, что муж, наверное, уже ушёл в лабораторию.