В темном поле микроскопа, как звезды и созвездия, сияли частички такой исчезающе-малой величины, увидеть которые ученый не смел и мечтать.
Получился сверхмикроскоп, ультрамикроскоп.
Рой пылинок в солнечном луче породил блестящее изобретение.
Можно ли темную ночь за километр увидеть комара?
Насчет комара сведений нет, а вот пылинку можно. И не за километр, а за десять километров, а то и за сто. И чем глубже темнота, тем пылинка видней.
Бывает, прочеркивает небо яркий огненный след, и люди говорят:
«Звезда упала».
Никто, конечно, не думает о настоящей звезде — чужом далеком солнце, стремглав летящем в бездну. Все понимают: падает метеор — небесный камень с булыжник величиной, вроде тех, что выставляют в музеях.
Но мало кто знает, что падающие звезды — это по большей части пыль.
Происходит вот что. Земной шар встречается с пылинкой.
Пылинка с разлета врезается в земную атмосферу.
Пылинка проносится в воздухе раз в пятьдесят быстрее ружейной пули.
Пылинка от трения страшно раскаляется и светится, точно нить электрической лампочки, горящей сумасшедшим накалом. Еще жарче раскаляется воздух вокруг, и сияет раз в десять сильнее пылинка.
От движения ослепительной точки в глазу остается светящийся росчерк, словно след трассирующей пули.
И обрывается… Потухла падающая звезда.
Пылинка мгновенно расплавилась, перегорела, словно нить электрической лампочки карманного фонаря, по ошибке включенного в городскую электросеть.
Булавочная головка, пролетающая за сто километров у нас над головой, сошла бы за обычный железный метеор, песчинка показалась бы каменным метеором.
Как бы ярко они ни светились, а все-таки непонятно, как можно увидеть в такой дали такие ничтожные крупинки. Немного найдется огней на земле, которые бы светили так далеко, разве что пожар, извержение.
Но земля и небо — разные края.
По земле глухим одеялом стелется пыльный, замутненный воздух. Он туманит свет наземных огней.
В небе воздух так прозрачен и чист, что ничего удивительного нет, что и сияющая пылинка иногда видна в нем за сотни километров.
В южных пустынях часто бушует песчаный ураган — самум. Бешено крутится смерч раскаленного песка. Всюду забивается песок — в уши, в ноздри, в глаза, скрипит на зубах.
И арабы говорят, что человеку, пережившему самум, можно простить все, даже убийство.
В тихих комнатах не бушуют песчаные бури. И все-таки нет в доме такого закоулка, в который не проникла бы. пыль. Будто пылинки не мертвые частички, а живые, юркие существа, и до тех пор бегают на своих проворных ножках, пока не залезут куда-нибудь в самую дальнюю щель и там не заснут.
Как бы ни было узко бутылочное горло, но поставьте бутылку в чулан, и сейчас же в нее наберется пыль.
А глухие молочные колпаки электрических ламп, как ни странно, сильнее пылятся внутри, чем снаружи.
Но зачем далеко искать.
Возьмите карманные часы. Все там закрыто наглухо. Если даже и есть какое-нибудь отверстие, то уж самая незначительная, самая незаметная щелка.
Но бывает — идут, идут часы и станут. Часовщик недовольно морщит нос.
— Пылищи, — говорит, — пылищи сколько накопилось!
Надо чистить механизм.
Ну как, скажите, могут пылинки пробраться в узкую щелку, расползтись внутри по самым укромным углам, заклинить оси, застрять в зубцах и затормозить упрямый механизм?
Тайна в том, что вещи дышат.
Дышат и карманные часы. Перед сном их вынимают из кармана и кладут рядом на стул. Воздух внутри часов остывает и сжимается, и сквозь щелку засасывается внутрь наружный воздух.
Это вдох.
Утром снова кладут часы в теплый карман. Воздух в часах расширяется и тихонько выходит из щелки.
Это выдох. Часы вздохнули.
Так же дышат бутылки.
День теплее, чем ночь. Днем воздух расширяется и выходит из горла, получается выдох. Ночью воздух сжимается, получается вдох.
Бутылка вздыхает один раз в сутки.
Глубоко и часто дышат глухие ламповые колпаки. Они вздыхают каждый раз, когда внутри зажигается и гаснет горячая электрическая лампа.
Вдох — выдох, вдох — выдох: вещи дышат, дышит каждая щель. Вместе с воздухом внутрь вдыхается пыль. А обратно выдыхается чистый воздух — пыль оседает внутри.
Империалисты столько злобы накопили ко всему миру, что готовы насытить ею все, даже пыль.
Американские империалисты выдумали бактериологическую войну. Они разбрызгивали по земле капли бульона, зараженного бактериями страшных болезней. Капли подсыхали, бактерии смешивались с пылью. С земли подымалось пыльное облако и несло заразу и смерть.