Прибавилось в сказке что-то дорогое, почти неуловимое на слух, то, что создается большим трудом художника.
Нигде в ней не было сказано, днем или ночью залез в сад Ивашка, но ребята слушали и видели, как тихо засыпает сказочная, белая, вся в садах деревня. Слышали они, как бьет в колокол полночь деревенский сторож. Видели облака в небе, старую колокольню и луну, что тихо пробирается между ветвями колхозного сада. Яблоки на ветках казались от луны серебряными и тяжелыми.
Видели ребята героя Ивашку и вздрагивали, когда в просвете между деревьями появлялся на заборе его черный злодейский силуэт, ахали, когда падал Ивашка в колючий крыжовник, и затаив дыхание следили за тем, как шли по дорожкам сада, неизвестно еще куда, старый сторож, пойманный им Ивашка и собака Полкан.
В сказке, написанной Гайдаром, и собаки не было, но ребятам казалось, что так, без Полкана, старику не поймать Ивашку. И сколько потом этих ребят ни расспрашивали, как читал им сказку Гайдар, они обязательно вспоминали про собаку Полкана.
Сказка кончалась на том, что камень остался лежать на горе.
Старик не захотел другой жизни. На баррикадах он сражался за революцию. Вместе с буденновскими конниками громил белую вражескую армию.
Всю свою жизнь мечтал о том, что родная его страна будет вот такой, как сейчас, — могучей и великой. И на что ему была нужна богатая жизнь, другая спокойная молодость, когда свои молодые годы прошли у него хотя и трудно, но честно!
Гайдар захлопнул тетрадку. Попрощавшись с ребятами, он пошел на обрыв над рекой, а оттуда в березовый лес против Сьянова. Гайдар любил ходить по этим местам и думать.
А мальчишки тем временем собрали свой совет. Сказка им понравилась, но Гайдару они решили устроить испытание.
Ночью возле кузницы долго слышался резкий, звенящий звук, точно кто-то отбивал перед работой тяжелую косу.
Рано утром, не дождавшись, когда Гайдар проснется, Митя, Сашка и еще один озорник, Кешка, как будто нечаянно уронили в сенях на пол медный рукомойник, толкнули ведро и сами заорали во весь голос.
С криком: «Где пожар?» — Гайдар выскочил на улицу.
Пожара не было.
На почтительном расстоянии от ворот (как бы не хлестанул постоялец спросонья ремнем) ожидали его появления ребята.
— Понимаю, — сказал Гайдар, оглядевшись. — Я-то думал, что за гром, что за звон! А это, оказывается, у вас такой громкий будильник.
— Да, — сказал Сашка.
— Нет, — сказал Митя, — это не будильник, а мы сами.
— Камень мы нашли, — сказал Кешка. — Этот, волшебный. Горячий.
— Нашли! — сказали ребята и побыстрее отвернулись.
На горе возле дороги лежал большой обломок розового гранита.
— Вот, — сказал Митя и скромно отошел в сторону, пропуская вперед Гайдара, Сашку и Кешку.
— Остыл маленько, — сказал Сашка деловито и подальше отодвинул носком сапога валявшиеся возле камня угли. — Еще теплый.
Глубоко и неровно в гранит были врезаны слова:
«Кто разобьет, тот помалодеет и жизнь начнет другую…»
— Вот, — сказал Митя в отдалении. — Разбивайте и живите. Нам не жалко.
Гайдар медленно опустился возле камня на колени, снял и бросил на землю свою шапку-кубанку.
— Как же быть? — спросил он. — Ведь и у меня была жизнь… хорошая.
Казалось, что и вправду Гайдар не знает, что ему делать: молодеть или не молодеть. Наступило долгое молчание. И ребята не выдержали.
— Аркадий Петрович! — сказал Митя отчаянным шепотом. — Милый Аркадий Петрович, не расстраивайтесь и не думайте! Мы все наврали. Камень мы этот сами сюда прикатили.
— Все на нем написали сами, — сказал Сашка.
— Понарошку, — сказал Кешка, утешая Гайдара. — Какое тут может быть волшебство! Вон — деревня, а вон — станция.
Гайдар поднял голову. Улыбка еще не появилась на его плотно сжатых губах, только в глазах, из одного глаза в другой, как рассказывал после Сашка, прокатилось какое-то смешное колесико.
Он наклонился над камнем.
— Да, конечно, — сказал он, — волшебник бы так не написал: «помалодеет». Они, волшебники, грамотные были. Пожалуй, что это действительно вы сами написали.
Вдруг он рассмеялся.
— Как это ты сказал? — спросил он у Кешки. — «Какое тут может быть волшебство! Вон — деревня, а вон — станция». Очень хорошо!
Он достал тетрадку и что-то долго в нее записывал.
— Сказка теперь будет кончаться так, — сказал Гайдар. — «Был на той горе и я однажды. Что-то у меня была неспокойна совесть, плохое настроение. «А что, — думаю, — дай-ка, я по камню стукну и начну жить сначала!»