И стал у нас расти хлопок…
Старик погладил свою бороду, прикрыл глаза, словно вспоминая, как это было, и заключил так:
— Вы стараетесь не ради своей жадности, а для народной пользы, — так пусть будет вашему хлопку земля мягче колыбели! Пусть вырастет ваше дитя солнца розовее розы, желтее дыни!
Помолчал и сказал:
— Ну, я слишком разговорился. Обрадовался, что у меня нашлись хорошие слушатели. Люблю рассказывать сказки, а некому: все сижу один, дом караулю… Спасибо вам, что уважили старика!
Поднялся, покряхтел и пошел восвояси, опираясь на мотыгу, с трудом переставляя не гнущиеся в коленях ноги.
Юннаты были смущены, что не почтили старика, как всех, кто им помогал, дастарханом. Но вскоре о нем забыли. Да и старик не напоминал о себе: сидел где-то дома, греясь днем на солнце, а вечером — у мангала с углями, да слушал радио.
Никто и не вспомнил о нем в эту тревожную ночь. Не до его сказок тут было. Звонили в правление колхоза: как быть, как спасти посев от мороза? А там своими большими полями все заняты. Где им думать о маленьком школьном участочке…
«Накройте, говорят, одеялом». Только обидели юннатов!
Звонили в МТС, а главный агроном даже разговаривать не захотел:
— Что? Школа? Повесьте трубку! Немедленно освободите провод, мне с областью надо говорить!
Ему тоже было не до школьного участочка — он за поля всего района отвечал.
Дозвонились в эту ужасную ночь и до научного института. Ученая женщина, которая приезжала в колхоз, была любезней всех:
— Ах, дети мои, мы все разъезжаемся на места, руководить спасательными работами!.. Что, что? Какие есть машины? По науке? Да, есть опытные… Распылители горящей нефти… Они нам здесь нужны… Выходите из положения местными средствами, ребята!
«Местными средствами?.. Какими? Где их взять?» — задумались юные хлопководы.
— Что пригорюнились, внуки? — раздался вдруг голос над головами юннатов.
В раскрытое окно школы просунулась голова Азиза Манапова. Старик сам пришел, хотя его никто не звал. Он услышал по радио, что будет мороз, и явился среди ночи.
Ребята обрадовались ему, как хорошему другу, и стали рассказывать старику про свои горести. Особенно им было обидно, что в правлении колхоза над ними зло пошутили: накройте, говорят, одеялом…
— Одеялом? — Старик долго смеялся. А потом вытер рукавом старого халата слезинки на глазах и сказал: — А вот и хорошо — накроем, накроем! А ну-ка, детвора, все за мной! Слушать мою команду!
И так решительно направился к хлопковому полю, что все последовали за ним, никто даже не обиделся на слово «детвора».
— Мороз идет!.. Беда, беда! — говорил он. — А ведь хлопок — это дитя солнца, он любит жару и не переносит холода. Что бы сделала мать, если бы мороз застал в поле ее ребенка в одной рубашонке?
— Мать накрыла бы младенца одеялом!
— Конечно. Давайте и мы накроем нашего неженку одеялом! И будущего желтого, и его брата — розового!
— Да где же взять такое одеяло? — сказала Зия.
— Может быть, каждому из нас принести свое? — предложила Ульмас.
А Замира надулась, думая, что дедушка шутит с ними, как с маленькими.
— Нет, ваших одеял не хватит, — засмеялся старый Азиз. — Тут спасет нас только одно одеяло, которое может расстелить сам северный ветер своим холодным дыханием. Теплое-теплое… легкое-легкое…
— Какое же? Какое?
— А вот догадайтесь… Сделанное из дыма! Да, да, из дыма! Раскладывайте-ка костры да зажигайте их так, чтобы дым покрыл все поле!
Юннаты поняли. Быстро рассеялись по полю — раскладывать между бороздами костры. Вот зажегся один, другой, третий огонек. Весело затрещал сухой камыш, вспыхнув ярким пламенем, но пламя заглушил сырой навоз, и от него пошел густой, плотный дым, стелющийся по земле. Множество дымков скоро слилось в один. Когда с севера повеяло холодом и ударил заморозок, он не коснулся всходов хлопчатника. Они были надежно прикрыты теплым, густым дымом костров.
Девочки бегали по полю босиком, подкладывая в костры навоз, и не замечали холода: ногам было тепло под дымным одеялом. А дед Азиз, утирая пот и оглядываясь на покрывшиеся инеем крыши, усмехался:
— Что, перехитрили мы тебя, дед-мороз? Ступай себе мимо! Уходи до солнца!
Но мороз упрямо не уходил до тех пор, пока не встало солнце. Горячие лучи быстро растопили иней на крышах домов, на полях и дорогах. Там, где не удалось защитить посевы, растения свернулись, почернели, и хлопок на многих полях пришлось в тот год пересевать заново. Школьный участок был спасен.
Ребята хотели угостить старого хлопкороба, но никто не захватил с собой ни кусочка еды, бросившись по тревоге в школу. И на этот раз старик ушел домой без почетного дастархана…
Однажды осенью он пришел и смотрел через забор, как девочки длинными пальцами ловко собирают розовые и желтые пушистые комочки необыкновенного цветного хлопка. Они нарядились, как на праздник: в пестрых тюбетейках, в ярких платьицах, сами были словно живые цветы. И все так были заняты делом, что не заметили старика. Он был в халате, сером, как доски забора, а его белая борода была похожа на один из клочков хлопка, которым щедро украсили изгородь проезжавшие мимо арбы. Азиз с улыбкой любовался на ловкость своих внучат. Старик был так счастлив, что они полюбили дело, которому он отдал всю жизнь, что ни о какой другой благодарности и не думал. Однако доброе дело его не осталось безвестным. Юннаты написали о нем в газету. Напечатанное в газете передали по радио.
Старый Азиз, не пропускавший ни одной передачи, очень удивился, услышав рассказ про самого себя. И обрадовался.
— Внучки! — позвал он девочек, рисовавших картинки для стенгазеты, и сказал, лукаво щурясь: — Не знаком ли вам этот старичок, про которого рассказывают сказку, как он перехитрил деда-мороза?
Смутились Замира, Зия и Ульмас. А потом рассмеялись и бросились целовать деда, ничуть не стесняясь, что на них смотрят все школьники, пришедшие в их просторный дом вместе выпускать стенгазету про дела юных хлопководов.
Один из юных художников даже нарисовал картинку: стоит дед, белый, пушистый, как куст созревшего хлопка, а вокруг него — внучки в цветных платьях.
ГЛУБОКО ПОД ЗЕМЛЕЙ
У ствола угольной шахты собрались ученики ремесленного училища. На них брезентовые спецовки, на головах — каски, в руках — шахтерские лампочки. Будущие шахтеры. Лица у всех строгие.
Как нужно добывать уголь, они изучали в классах, а под землей еще не бывали.
Первый раз в жизни спускаться в шахту многим было страшновато. Ведь это надо опуститься на полкилометра в глубь земли. Особенно робел один курносый, голубоглазый паренек. Он раза три пропустил свою очередь на подъемную машину.
— Лукьянов, Вася, ты чего же зеваешь? — обратился к нему мастер производственного обучения.
— Он трусит! — заявил один из учеников.
Какой-то шахтер, у которого лампочка горела прямо на каске, заглянул ему в глаза. Потом потрепал за уши и сказал:
— Какой же он трусик? У трусиков заячьи уши…
Ребята рассмеялись. А Вася смутился и пониже надвинул каску на лоб.
— Он недавно из колхоза, — насмешливо сказал его недоброжелатель.
— А, из колхоза? Ну, тогда понятно, почему он не торопится. Ведь то, что у нас в шахте, он и дома видал. У них комбайны — и у нас комбайны. Угольные струги — это плуги. Ты на косилке работал?
— Работал, — ответил Вася, еще не понимая, к чему клонит шахтер.
— Ну, тогда ты и в шахте легко освоишься. Ведь наша врубовка — что ваша сенокосилка. Только закашивает она не клевер, а древние папоротники, слежавшиеся в угольные пласты…
— Я и полегшую траву косил, — заявил Вася, почувствовав себя уверенней.
Он поднял голову и с удивлением посмотрел на шахтера. Ишь, как он ловко все повернул в его пользу! Выручил! Шахтер подмигнул ему и все так же полушутя-полусерьезно сказал:
— Ну вот, ты человек опытный. Правда, наши пласты довольно крепко слежались за миллионы лет… Но ничего, врубовкой возьмешь.