Выбрать главу

Говорит, а сам автомат сжимает так, что белеют пальцы. Как же — ведь Манечка-то не чужая ему была, внучка.

Молчал Фюнфкиндер, потупя глаза.

Примолкли и заседатели и все люди и затаив дыхание ждали, что промолвит немец.

— Ну, — вставая, спросил Фролов, — что же ты скажешь, Фюнфкиндер, от имени трудящихся немцев, одетых в военные шинели? Какой должен быть приговор убийцам детей, военным преступникам, стреляющим в парламентёров, спрашиваю тебя окончательно? А чтобы воля твоя была свободна, даём тебе партизанскую святую клятву, что при любом мнении волос не упадет с головы твоей. Суди по чистой совести, представитель немецких солдат!

Сказал так, и только ветер пронёсся по камышам. И стало тихо-тихо. Поднял глаза Фюнфкиндер, посмотрел на небо, на землю, обвёл взглядом людей и промолвил какие-то страшные слова побелевшими губами. Потом перевёл по-русски:

— Смерть им! Смерть!

Взял перо, поставил свою подпись под бумагой, подул на неё, как на горячую, отошёл в сторону и заплакал.

Зашумели, зашептались женщины, отвернулись старики. А Власыч вдруг подскочил к Фюнфкиндеру, обнял за плечи и закричал в ухо:

— Ну чего ты, чего? Не реви, дура! Боишься, что детей своих осудил на смерть? Как узнается в Германии твоё мнение, так забьют их гитлеровцы в гестапо? Чудак ты! Мы же не сейчас протокол суда пошлём, а после войны. В международный трибунал представим, вот куда, понял? Ну, опомнись, Фюнфкиндер!

Какое там! Взглянув на своего самого страшного врага, утешающего его, немец почему-то ещё сильней заплакал. Ушёл в камыши и долго сидел в одиночестве. А потом починил противотанковое ружьё трофейное и пошёл вместе со всеми партизанами приводить приговор в исполнение. Трясина не выпустила преступников. Вначале в ней скрылся самолёт, потом стала засасывать его команду и пассажиров в полковничьих и генеральских мундирах. Партизанские пули прекратили их мучения. Вот и всё.

А уж что там дальше было, точно неизвестно. По слухам, партизанский лагерь этот всё-таки разгромили немцы. Уж очень досадили им партизаны, ловко сшибавшие из противотанковых ружей и трофейных пулемётов транспортные самолёты. Разбомбили они болото. Много людей побили, поранили. Контуженого Лёньку, чуть не захлебнувшегося в болоте, спас пленный немец, прижившийся среди наших, и сам, сильно израненный, был вместе с ним вывезен на Большую землю. Хотя это недостоверно, но похоже на правду.

И, если получим письмо от бывшего Лёньки, который, став командиром, инженером, механиком, учёным или ещё кем, побывал в гостях у бывшего пленного Фюнфкиндера, где-нибудь в Германской Демократической Республике, где строится новая жизнь, это будет самым правдивым концом этой сказки. Страшной сказки про войну, в которой злой фашизм, околдовав простых людей Германии, послал их убивать своих лучших друзей — рабочих и крестьян Советской страны.

Если трудящиеся всего мира объединятся — развеются в прах вражьи чары, и такие ужасные дела останутся только в сказках.

А пока этого не случилось — мы крепко будем любить и беречь нашу Советскую Армию, служить в ней. Смело и умело владеть оружием, да таким, что ни один враг не проникнет больше в наши поля и рощи, не загонит жителей городов и сёл в леса и болота. Нет, больше таким сказкам не бывать!

Лягушка со стеклянными глазами

В японской деревеньке Мито, приютившейся у подножия чёрного холма, над рисовыми полями префектуры Фунокси, — необычайное происшествие.

За всю столетнюю жизнь этой маленькой деревушки, населённой мирными рисосеями, ничего подобного не было.

Все жители её хотели бы немедленно сбежаться к дому старого крестьянина Китидзо, где это случилось, но неприлично было показать своё нетерпение. Женщины, роняя посуду и подхватывая на руки детей, вертящихся под ногами, торопились приготовить ужин засветло, чтобы с наступлением темноты броситься бегом к источнику любопытства.

Мужчины под разными предлогами уже отправлялись к Китидзо. Правда, не все сразу, а по старшинству.

Старшина деревни пошёл как самый старший начальник. Управляющий помещика — насчёт новой арендной платы; лавочник Кихей — напомнить о долге. Полицейский Удзиро — по долгу службы.

Все, кто стоял выше других по своему положению, засветло потянулись к дому, привлёкшему внимание. Удивительно везло этому дому бедняка после войны.

Совсем недавно в него вернулись две дочки Китидзо — Окику и Миэку, отданные сроком на десять лет на Большую токийскую мануфактуру за четыреста иен каждая.