Прежде всего? за свѣчи не вы платите, ядовито отвѣчаетъ Герценъ всѣмъ объективнымъ телеологамъ въ лицѣ Галахова. Иными словами это значитъ: parlez pour vous и не думайте, что для всѣхъ, какъ для васъ, жизнь безъ объективнаго смысла не имѣетъ цѣны. Объективнаго смысла жизни нѣтъ, но жизнь имѣетъ субъективный смыслъ; объективной цѣли въ будущемъ ни жизнь человѣчества, ни жизнь человѣка не имѣютъ, но такой цѣлью является настоящее, является каждый данный моментъ. И Герценъ блестяще развиваетъ тѣ мысли, которыя онъ высказывалъ еще въ своемъ дневникѣ 1842-го года. «Настоящее есть реальная сфера бытія,? писалъ тогда Герценъ:?…цѣль жизни? жизнь. Жизнь въ той формѣ, въ томъ развитіи, въ которомъ поставлено существо, т.-е. цѣль человѣка? жизнь человѣческая» (28 іюня 1842 г.). И еще: «проклятое невниманіе наше къ настоящему дѣлаетъ то, что мы только умѣемъ воспоминать утраченное… Ловить настоящее, одѣйствоворить въ себѣ всѣ возможности на блаженство? подъ нимъ я разумѣю и общую дѣятельность, и блаженство знанія такъ же, какъ блаженство дружбы, любви, семейныхъ чувствъ? а тамъ, что будетъ, то будетъ; на мнѣ отвѣтственность не лежитъ; тотъ отвѣтитъ, кто скрылъ талантъ въ землю, чтобъ его не украли… Всѣ стороны, составляющая живой духъ человѣка, должны слитно, гармонически участвовать въ его дѣяніи, иначе выйдетъ односторонность…» (16 дек. 1844 г.). Впрочемъ, заключаетъ Герценъ, «на эту тему можно написать цѣлую тетрадь…» Онъ и написалъ ее тремя годами позднѣе: на эту тему написана, какъ мы знаемъ, вся первая глава «Съ того берега».
Цѣль? въ настоящемъ, категорически заявляетъ теперь Герценъ, ибо жизнь «ничего личнаго, индивидуальнаго не готовитъ впрокъ, она всякій разъ вся изливается въ настоящую минуту». Оттого-то и «каждая историческая фаза имѣетъ полную дѣйствительность, свою индивидуальность, каждая? достигнутая цѣль, а не средст-во»; «оттого каждый историческій мигъ полонъ, замкнутъ по-своему, какъ всякій годъ съ весной и лѣтомъ, съ зимой и осенью, съ бурями и хорошей погодой. Оттого каждый періодъ новъ, свѣжъ, исполненъ своихъ надеждъ, самъ въ себѣ носитъ свое благо и свою скорбь, настоящее принадлежитъ ему»… И это ничуть не противорѣчитъ тому, что всю исторію человѣчества связуетъ воедино красная нитка прогресса, этого непрерывнаго родового роста человѣчества. Ибо «этотъ родовой ростъ не цѣль, какъ вы полагаете, а свойство преемственно продолжающагося существованія поколѣній. Цѣль для каждаго поколѣнія? оно само»…«…Изъ этого ясно одно, что надобно пользоваться жизнью, настоящимъ; не даромъ природа всѣми языками своими безпрерывно манитъ къ жизни и шепчеть на ухо всему свое vivere memento».
Вотъ почему нѣтъ ничего нелѣпѣе, какъ искать какія-то объективныя цѣли въ концѣ жизненнаго пути человѣка или человѣчества и приходить въ отчаяніе при мысли, что никакихъ конечныхъ цѣлей нѣть, что существують только наши, субъективныя, человѣческія цѣли. «Смотрѣть на конецъ, а не на самое дѣло? величайшая ошибка», замѣчаетъ Герценъ. Объективные телеологи ужасаются, что конечная цѣль можетъ не существовать: если нѣтъ конечной цѣли, то въ чемъ же тогда смыслъ и цѣль нашей жизни? «Какая цѣль всего этого? Вы обходите этотъ вопросъ», говорилъ Галаховъ Герцену. Но Герценъ какъ-разъ и подходитъ къ самому центру этого вопроса: «а какая цѣль пѣсни, которую поетъ пѣвица?»? спрашиваетъ онъ въ свою очередь. Пѣсню надо слушать и наслаждаться ею, какъ настоящимъ, а не ждать отъ нея чего-то въ будущемъ; точно также и наша жизнь сама себѣ цѣль, цѣль есть каждый данный мо-ментъ, какъ для жизни человѣка, такъ и для жизни человѣчества. Жизнь и исторія есть въ каждый данный моментъ достигнутая цѣль, а не средство для достиженія какой-либо цѣли. «То-есть, просто, цѣль природы и исторіи? мы съ вами?»? иронически во-прошаетъ Галаховъ. «Отчасти, да плюсъ настоящее всего существующаго,? отвѣчаетъ ему Герценъ;? тутъ все входитъ: и наслѣдіе всѣхъ прошлыхъ усилій, и зародыши всего, что будетъ… и гармонія всей солнечной системы»…
Испытавъ неудачу на всѣхъ пунктахъ, объективные телеологи хватаются за «красную нитку прогресса», чтобы доказать фактъ существованія объективной цѣли въ жизни человѣчества: разъ существуетъ постепенное развитіе человѣчества, то, стало быть, есть и цѣль, къ которой направляется это развитіе. Но Герценъ рѣзко возстаетъ противъ попытки осмыслить настоящее будущимъ, настоящую безсмыслицу жизни будущимъ блаженствомъ, земнымъ или небеснымъ? для него все равно: онъ одинаково безпощаденъ и къ мистической и къ позитивной теоріи прогресса. Онъ разсказываетъ (въ главѣ «Consolatio») объ одной матери, потерявшей двухъ дѣтей отъ скарлатины: «я ихъ хорошо помѣ-стила,? утѣшала себя несчастная мать:? они возвратились чистыми… Имъ будетъ хорошо!» И когда Герцену указываютъ, что между этой слѣпой вѣрой въ небесное блаженство и вѣрой человѣка въ людей, въ земное устроеніе громадная разница, то онъ готовъ со-гласиться только съ тѣмъ, что эта вѣра въ прогрессъ «не грубая религія des Jenseits, которая отдаетъ дѣтей въ пансіонъ на томъ свѣтѣ, а религія des Diesseits, религія науки, всеобщаго, родового, трансцендентальнаго разума, идеализма». Другой разницы между ними нѣтъ. «Объясните мнѣ, пожалуйста, отчего вѣрить въ Бога смѣшно, а вѣрить въ человѣчество не смѣшно; вѣрить въ царство небесное? глупо, а вѣрить въ земныя утопіи? умно? Отбросивши положительную религію, мы остались при всѣхъ религіозныхъ привычкахъ, и, утративъ рай на небѣ, вѣримъ въ пришествіе рая земного и хвастаемся этимъ»…
Но если даже земной рай не утопія, не иллюзія, то какъ онъ можетъ все же оправдать и осмыслить человѣческую жизнь? Задолго до Ивана Карамазова Герценъ даетъ на этотъ вопросъ карамазовскій отвѣтъ: никакіе «пансіоны на томъ свѣтѣ», никакіе Zukunftstaat'ы на этомъ свѣтѣ не могутъ придать объективный смыслъ жизни человѣка. Потому что: «если прогрессъ? цѣль, то для кого мы работаемъ? Кто этотъ Молохъ, который, по мѣрѣ приближенія къ нему тружениковъ, вмѣсто награды пятится и, въ утѣшеніе изнуреннымъ и обреченнымъ на гибель толпамъ, которыя ему кричатъ: morituri te salutant, только и умѣетъ отвѣтить горькой насмѣшкой, что послѣ ихъ смерти будетъ прекрасно на землѣ»… Но даже и это утѣшеніе? ложь, такъ какъ прогрессъ безконеченъ; и именно потому, что онъ безконеченъ, что конечной цѣли нѣтъ? цѣль эта лежитъ передъ нами, она въ нашихъ рукахъ, ибо эта цѣль? мы сами. «Каждая эпоха, каждое поколѣніе, каждая жизнь имѣли, имѣють свою полноту»… Цѣль въ настоящемъ? къ этому снова возвращается Герценъ. Вмѣсто того, чтобы покланяться кумиру прогресса, говоритъ онъ, «не проще ли понять, что человѣкъ живетъ не для совершенiя судебъ, не для воплощенія идеи, не для прогресса, а единст-венно потому, что родился и ро-дился для (какъ ни дурно это слово) для настоящаго, что вовсе не мѣшаетъ ему ни получать наслѣдство отъ прошедшаго, ни оставлять кое-что по завѣщанію» («Робертъ Оуэнъ»).
Такъ подъ ударами Герцена обрывается въ рукахъ объективныхъ телеологовъ та «красная нитка прогресса», за которую они ухватились-было. Теперь они хватаются за послѣднюю соломинку: выставляютъ противъ теоріи имманентнаго субъективизма знакомый намъ фантомъ Случая. Въ лицѣ Галахова они обвиняютъ воззрѣніе Герцена въ логической «распущенности» и заявляютъ, что міровоззрѣніе это безсильно противъ выставляемаго ими фантома: мы не имѣемъ-де при такомъ воззрѣніи никакой гарантіи въ устойчивости жизни человѣчества, «исторія можетъ продолжаться во-вѣки вѣковъ или завтра окончиться». А послѣднее предположеніе для объективныхъ телеологовъ настолько нелѣпо, что имъ подписывается, по ихъ мнѣнію, смертный приговоръ воззрѣнію имманентнаго субъективизма.
Герценъ смѣло поднимаетъ брошенную перчатку. «Безъ сомнѣнія,? отвѣчаетъ онъ,?…исторія можетъ продолжаться милліоны лѣтъ. Съ другой стороны, я ничего не имѣю противъ окончанія исторіи завтра. Мало ли что можетъ быть! Энкіева комета зацѣпитъ земной шаръ, геологическій катаклизмъ пройдетъ по поверхности, ставя все вверхъ дномъ, какое-нибудь газообразное испареніе сдѣлаетъ на полчаса невозможнымъ дыханіе? вотъ вамъ и финалъ исторіи»… Но эта истина, какъ она ни проста, не умѣщается въ головахъ объективныхъ телеологовъ: «стоило бы очень развиваться три тысячи лѣтъ съ пріятной будущностью задохнуться отъ какого-нибудь сѣроводороднаго испаренія!? возмущается Галаховъ:? какъ же вы не видите, что это нелѣпость?» Удивительные, право, люди, эти обьективные телеологи! Каждый божій день на глазахъ у нихъ происходитъ подобная нелѣпость? гибель чело-вѣческаго микрокосма, каждый день какой-нибудь камень разбиваетъ голову вступающему въ жизнь человѣку? и тутъ они не спрашиваютъ себя: стоило ли человѣку развиваться двадцать лѣтъ съ пріятной будущностью случайно попасть подъ падающій съ крыши камень? Этого они не спрашиваютъ! За нихъ этотъ вопросъ ставятъ тѣ «субъективисты», которые, подобно Л. Шестову, вслѣдъ за Герценомъ понимаютъ, что «смерть одного не меньше нелѣпа, какъ гибель всего рода человѣческаго»… Такъ отвѣчаетъ Герценъ, такъ отвѣчаетъ имманентный субъективизмъ. Смерть человѣка нелѣпа? и все-таки человѣческая жизнь имѣетъ субъективный смыслъ; гибель человѣчества будетъ не менѣе нелѣпа? и все же жизнь человѣчества субъективно осмысленна. Надо только помнить, что никакой объективной цѣли въ будущемъ нѣтъ, что цѣль въ настоящемъ? и все остальное приложится.