Представления Р. Люксембург о русской литературе XIX— начала XX в., ее роли в общественной жизни страны, присущей ей высокой социальной ответственности нашли самое яркое выражение в обширной вводной статье к переведенной ею в тюрьме на немецкий язык книге В. Г. Короленко «История моего современника». Здесь глубокое почтение к плеяде выдающихся талантов сливалось с острыми суждениями аналитика, и в мир искусства то и дело вторгался политический полемист. Роза прослеживает развитие социальной ноты в творчестве художника с некоторой грустью, хотя для нее самой политическая борьба и ее вершина — революция были той великой правдой, ради которой только и стоило жить. Сопоставляя Толстого и Короленко, Короленко и Горького, она высказала немало интереснейших соображений о роли мировоззрения в художественном творчестве, а также о роли насилия в истории.
Пятый раздел объединяет работы, тема которых — «Февраль и Октябрь 1917 г. в России». Все они написаны в тюрьме, и на них лежит печать недостаточной информированности. Но поражают они тем, что в них проявилось уникальное для зарубежного современника проникновение в суть событий, понимание их сложности и одновременно осознание их героизма и величия.
Серия статей, опубликованных в нелегальных или полулегальных немецких изданиях, проникнута прежде всего тревогой за судьбы русской революции, которая, разразившись в условиях мировой войны, развивалась в исключительно трудной международной и внутренней обстановке. Проблема мира, выхода из войны была не просто сложной, но грозила, по мнению Розы, обернуться трагедией для русской революции. Под этим углом зрения она рассматривала и Брестский мир, навязанный Советской России германским милитаризмом.
В статье «Русская трагедия» она высказала разделявшуюся и другими революционерами мысль, что осуществление социалистической революции в одной стране — нечто вроде попытки «решить квадратуру круга». Из этой посылки она (как и Карл Либкнехт) сделала единственно верное, принципиально важное практическое заключение: долг европейского пролетариата — помочь русской революции. «Есть один лишь выход, — писала она, — из трагедии, в которую вовлечена Россия, это — восстание в тылу германского империализма, подъем германских масс как сигнал к революционному окончанию бойни народов»*.
Именно этот итоговый вывод сочли особенно ценным редакторы «Spartakusbriefe», которые, однако, не согласились с критическими замечаниями Розы и оговорили в примечании к ее статье, что трудности в России вытекают из объективного положения большевиков, а не из их субъективных действий*. Один из редакторов, Пауль Леви, отправился к Розе в тюрьму, чтобы убедить ее отказаться от дальнейшей публичной критики. Она согласилась, но вскоре изложила свои раздумья в неоконченной рукописи, не предназначавшейся ею для печати. Так родилась «Рукопись о русской революции», вызвавшая впоследствии много споров.
В ней Роза поставила перед собой две задачи: опровергнуть ложные утверждения Каутского и меньшевиков, будто в России вообще невозможна социалистическая революция; дать критический разбор действий русских большевиков. Она считала себя не только вправе, но и обязанной сделать это. Высоко оценивая заслуги большевиков, она была убеждена, что «только обстоятельная, вдумчивая критика способна раскрыть сокровища и опыта и уроков».
На «Рукописи о русской революции» лежит печать фрагментарности и незавершенности: то был лишь первый набросок, содержавший и конспективные заметки; текст остался стилистически неотточенным. В работе нашли выражение те рассуждения о Брестском мире и опасения насчет того, что революция может быть задушена империализмом, которые были высказаны в опубликованных статьях. В ней проявились и давние разногласия между Р. Люксембург и Лениным по крестьянскому и национальному вопросам. Они были дополнены мнением Розы, что раздел земли между крестьянами был экономической ошибкой. Ее отрицательное отношение к лозунгу о праве наций на самоопределение даже усилилось, хотя мировая война показала, сколь сильны националистические настроения в рабочем классе. Вместе с тем нельзя отбросить ее предостережение: национализм используется реакцией для подрыва борьбы рабочих за социальное освобождение.
Самыми актуальными и животрепещущими выглядят рассуждения Р. Люксембург о соотношении демократии и диктатуры, насилия и свободы. Она не была противником революционного насилия вообще. Но ее серьезно беспокоило (и мы теперь ясно видим, что для того были реальные основания), как бы не угасли революционная активность и самодеятельность масс, как бы широкое применение террора против врагов революции не привело к падению морали самих революционеров, как бы диктатура пролетариата не выродилась в диктатуру вождей и даже буржуазную диктатуру. Провидчески звучат ее слова о том, что «свобода всегда есть свобода для инакомыслящих», что от этой ее сути зависит все живительное, целительное и очищающее действие демократии. Надо только иметь в виду, что «инакомыслящими» Роза называла не врагов революции, а многомиллионные народные массы, тогда политически непросвещенные и потому едва ли способные в полном объеме воспринять социалистическую программу партии большевиков.
В рукописи ошибки большевиков неоднократно объясняются труднейшими условиями. Но моральная высота и принципиальность подхода Розы проявилась в убеждении, что ошибка не перестает быть ошибкой и тогда, когда целиком вынуждена обстоятельствами. «Опасность, — считала она, — начинается тогда, когда… нужду выдают за добродетель». И если Ленин при оценке российского опыта и его общезначимости почти всегда был осторожен и самокритичен, то этого никак нельзя сказать о его преемниках, которые, чем дальше, тем самоувереннее и настойчивее толковали о «столбовой дороге» и выше небес превозносили уникальный опыт первопроходцев.
В разделе шестом «Ноябрьская революция 1918 г. в Германии» собраны некоторые материалы самого напряженного и трагического периода жизни Р. Люксембург. В круговороте революции, в нечеловеческих условиях она проявила ясность ума и твердость воли, верность принципам революции и социализма, тактическую гибкость. Почти два месяца она вела напряженнейшую работу, день за днем давая в «Rote Fahne» оценку хода германской революции, ее возможностей и задач, силы ее натиска и слабостей революционного авангарда, действий пришедших в движение трудящихся масс, поведения их вождей.
«За четыре года империалистической бойни кровь лилась ручьями, реками, — писала Роза. — Теперь нужно с благоговением хранить в хрустальных чашах каждую каплю этого драгоценного сока. Самая безоглядная революционная решительность и самая великодушная человечность — только в них истинное дыхание социализма. Мир должен быть перевернут, но каждая пролитая слеза, которую можно осушить, — это обвинение, а каждый человек, который, спеша по важному делу, просто по грубой невнимательности давит бедного червя, совершает преступление»*. Увы, слова эти не были услышаны и восприняты.
По мере развития событий становилось все очевиднее, что кардинальным является, как и в России, вопрос: власть Советов или Национальное собрание? Выдвинутый революционерами лозунг «Вся власть Советам!» хотя и не означал сразу установления действительно революционной власти, имел целью продвижение революции вперед, ее углубление. Лозунг же созыва Национального собрания использовался всеми враждебными революции силами для прикрытия их желания затормозить, остановить нарастание событий.