Анализируя особенности написания грамот, созданных, по мнению В. Г. Ченцовой, Антонием, и отмечая отсутствие в этих документах дат, автор исследования специально останавливается на грамоте № 307. Дело в том, что в этой грамоте дата имеется, причем она указана самим писцом. В. Г. Ченцова полагает, что эта «дата была дописана позже: она заметно выходит на правое поле за пределы текста». «Кстати, – добавляет автор, – и на грамоте из Ивирона, написанной Дионисием Ивиритом Никону, дату, видимо, также дописанную позже, пришлось поместить в отдельную строку».
Мы не знаем, какими соображениями руководствуется В. Г. Ченцова при своем анализе этого материала; скорее всего, все очень просто: ей нужно доказать, что в этих грамотах, написанных в связи с отсылкой в Москву копии Портаитиссы, имеются какие-то отклонения от обычного порядка составления документов, что служило бы дополнительным аргументом в пользу создаваемой в работе картины написания обоих документов не в Ивире, вне Св. Горы.
Спокойный же, непредвзятый анализ письма грамот № 307 и 308 не дает ровным счетом ничего, кроме констатации обычной, элементарной ситуации: писцы закончили текст документов и, несколько отступив от последнего слова, несомненно, сразу же (а не «позже»), тем же пером и теми же чернилами (!), указывают время написания грамот. Писец грамоты № 307 делает это в той же строке, где заканчивается текст документа (там оставалось еще немного свободного места), а писец № 308, не имея такой возможности, так как окончание текста заняло все пространство последней строки, – спустившись на одну строку ниже.
Далее, в том же абзаце, В. Г. Ченцова замечает, что в трех из пяти исследуемых ею грамот отсутствуют даты, поэтому эти документы, помимо сведений русских источников об их привозе в Москву или переводе в Посольском приказе, «можно датировать <…> по некоторым почерковедческим особенностям». Насколько мы представляем себе греческое письмо IX–XVIII вв., не существует никаких «почерковедческих особенностей», которые позволили бы датировать рукописи или документы в очень узких пределах (в данном случае – в пределах 40-х гг. XVII в.). Такие пассажи не могут иметь места в серьезном исследовании.
Пожалуй, единственным положительным моментом работы В. Г. Ченцовой является правильное выделение по палеографическим признакам двух групп грамот: 1) РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. № 205, 295, 307 и 429; Ф. 68. On. 2. № 26; 2] РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. № 227, 229, 258, 327, 346. Это – несомненное достижение, которое будет всегда полезным исследователям греческого документального фонда РГАДА.
Подводя итог нашего разбора статьи В. Г. Ченцовой, сведем вместе сделанные выше основные наблюдения.
1. Писец пяти грамот РГАДА, среди которых находится № 307, не может быть отождествлен ни с одним почерком, представленным в работе исследовательницы как автограф Антония Ксиропотамита; афонские грамоты, с одной стороны, и три привлекаемые для сопоставления с их письмом рукописи – с другой, писаны разными писцами.
2. Ввиду отсутствия детального исследования книгописной деятельности Антония Ксиропотамита, сопоставление письма рукописей и документов с его почерком в настоящее время не представляется возможным.
3. Основанное на отсутствии в № 295 и 307 подписей монастырских властей утверждение В. Г. Ченцовой о написании этих документов вне Афона доказать невозможно; скорее можно думать, что эти грамоты написаны соответственно в Эсфигмене и Ивире известным (остающимся для нас пока анонимным] писцом, его в отдельных случаях использовали разные, и не только святогорские, обители для создания важных по своему значению документов, которые нужно было не только красиво написать, но и украсить инициалами и золотом.
4. Никаких палеографических оснований для связи изучаемой группы грамот (среди которых – и № 307] и конгломератом документов № 227, 229, 258, 327 и 346 и заключения о ее молдавском происхождении не существует.
Можно, таким образом, сделать следующий вывод: существующее представление о том, что грамота № 307 (как и № 308] была изготовлена в Ивирском монастыре на Афоне, остается без каких-либо изменений.
3. О некоторых «новых открытиях» в истории греческо-русских связей XVII в.
а. Челобитная палеопатрасского митрополита Феофана (1645 г.) об организации в Москве греческой школы и греческого книгопечатания
С тех пор, как в 1860 г. А. Н. Муравьев, а за ним в начале 1880-х гг. Η. Ф. Каптерев и Π. Ф. Николаевский обнаружили и опубликовали «дело» о приезде в Москву в 1645 г. палеопатрасского митрополита Феофана[21], исследователям сделался известным замечательный документ по истории греческо-русских связей XVII в. – адресованная царю Михаилу Федоровичу челобитная этого деятеля Восточной церкви, в которой предлагалась целая программа взаимодействия России и греческого мира по организации в русской столице библиотеки греческих книг, созданию на ее основе с помощью греческих учителей высшей школы для изучения греческого языка, философии и богословия и, наконец, основанию типографии для издания греческой церковной литературы и публикации русских переводов греческих книг[22].
21
См.: