Изучение деятельности палеопатрасского митрополита Феофана приводит В. Г. Ченцову к верному определению его автографа в грамоте РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. № 158, которая представляет собой обращенную к царю Михаилу Федоровичу просьбу иерусалимского патриарха Феофана об оказании помощи Успенскому монастырю Ганохорской митрополии. Анализируя подпись патриарха, автор приходит к заключению (сначала в виде осторожного предположения – с. 83, которое затем используется в качестве неопровержимо установленного факта), что она неподлинна: «подпись святителя, чрезвычайно похожая на подлинную, тем не менее, была написана за него другой рукой» (с. 83).
Каковы же основания для вывода о неподлинности подписи иерусалимского патриарха в № 158? Оказывается, «это заметно по начертанию букв – более мягкому и плавному в подписи на патриаршей грамоте для Успенской обители и более острому – в подлинных подписях Феофана, а также по близко поставленным на подлинных подписях ударениям, которые в патриаршей грамоте об Успенском монастыре значительно удалены от слов, далеко заходя в текст» (с. 83].
Поражает смелость исследователя: не владея элементарными приемами анализа греческого письма поствизантийского периода (мы еще раз покажем это ниже, на примере «открытия» автографов Баласиса), не имея иногда самых простых представлений о характере работы писцов, В. Г. Ченцова позволяет себе отдаваться впечатлениям о плавности или заостренности линий, оценивать удаление тех ли иных элементов подписи и на этом более чем зыбком фундаменте строить свои выводы. Ей и в голову не приходит, изучив дошедшие до нас несомненные автографы Феофана, отдать себе отчет в том, что мы имеем дело не с писцом-профессионалом (почерк которого можно оценивать по более жестким критериям), а с человеком невысокого уровня образования, с трудом (и некоторыми характерными ошибками) умеющим самостоятельно написать письмо или сделать подпись в виде сложного монокондила. Какой стабильности, каких устойчивых навыков можно ждать от такого почерка, где многое зависит от условий работы, обстоятельств, других моментов? Не нужно ли здесь исследователю быть особенно осторожным?
Зачем же все это нужно автору? Очень просто: чтобы в давно уже возводимое ею здание представлений о существовании на Христианском Востоке, особенно – в Молдовалахии некой партии внутри греческого духовенства – сплоченной группы фальсификаторов документов, деятелей второго ряда из окружения восточных патриархов, действующих иногда с одобрения своих покровителей, а чаще – в обход их и эксплуатирующих в свою пользу Россию, положить еще один кирпичик, изготовленный любым способом, вплоть до палеографических трюков (а кто здесь что-либо поймет и окажется способным опровергнуть?!), – несколько документов, якобы подделанных этими ловкачами, имевшими в своем распоряжении любые печати и по сути дела определявшими своими действиями отношения Христианского Востока и Русского государства в XVII в.
Получив «с помощью палеографии» нужный ей вывод о неподлинности подписи патриарха Феофана в № 158 (автором уже давно введен в оборот термин «грамота – имитация»), В. Г. Ченцова бросает далее все средства на доказательство своей правоты: ее не смущает даже то обстоятельство, что документ № 158 имеет (как это констатирует и сама исследовательница) подлинную печать иерусалимского патриарха, т. е. мы имеем дело с грамотой, которая создана от имени патриарха без его участия, не имеет его подписи, но снабжена его подлинной печатью. Чтобы объяснить такую неувязку, автор прилагает немало сил для создания сложнейшей картины, сплетенной из подлинных и реконструируемых ею «своими» способами фактов, когда иерусалимский патриарх не мог присутствовать там, где его сторонниками создавалась интрига с целью определенного давления на русское правительство, и поэтому передал этим деятелям свою подлинную печать.
Едва ли есть смысл анализировать по порядку дальнейшее изложение автора – мы стремимся лишь продемонстрировать уровень «источниковедения» В. Г. Ченцовой, и сказанного вполне для этого достаточно. Нет поэтому никакого резона разбирать ее последующие построения относительно цели придуманной ею задержки с подачей в Москве челобитной Феофана Палеопатрасского, соображения относительно тесной связи действий этого иерарха в России с просвещением в Киеве и т. д.: все заключения В. Г. Ченцовой так или иначе опираются на основание, созданное с помощью разобранных выше приемов палеографического исследования документов, а это означает, что воздвигнутый ею колосс стоит на глиняных ногах.