Джеймс Поттер атаковал раз за разом, используя все свое мастерство, всю ловкость и всю свою юность, но этого было недостаточно. И все равно. Даже раненый, даже когда ему перебило правую руку, он продолжал стоять на своем, переложив палочку в левую и атакуя, словно это могло спасти его. Когда юноша все-таки упал, Волан-де-Морт на несколько минут замер у его тела, отдавая должное тому, что он так ценил в людях. Храбрости. Решительности. Несгибаемости.
Но наверху его ждала беспомощная мать ребенка и сам мальчик, и поэтому он перешагнул через теплый труп, выходя в коридор.
Он не ожидал, что Лили Поттер будет стоять перед ним лицом к лицу, и он замер, не понимая, чего хочет эта женщина. В ее глазах стояли слезы. Он ждал, что она скажет ему. Попросит за сына? Начнет сыпать проклятиями за смерть мужа? Скажет, что готова сдаться, если ей и Гарри сохранят жизнь?
Но она не сделала ничего из этого. Молча, и оттого еще более свирепо и молниеносно, она выпустила из палочки два страшных проклятия, одно из которых буквально насквозь прошило живот Темного Лорда, отбрасывая назад. Второе он успел отклонить. А Лили Поттер плакала, и по ее щекам текли слезы, но она атаковала, как атакует раненая тигрица, как атакует лев, и Волан-де-Морт почувствовал, как что-то сжимается у него в груди от страха, потому что эта девчонка, ровесница Северуса и Питера, сражалась так, как не сражался никто из его врагов, даже ее муж, лежащий внизу.
Кровь заливала ботинки мага, окрашивая пол коридора в алый, и он был вынужден несколько минут только защищаться, потому что волшебница применяла заклинания, неизвестные даже ему, заклинания смертоносные и страшные, кровавые. В голове пронеслась мысль о том, что Снейп говорил, что эта девчонка необыкновенно талантлива. Жалко, что тогда Лорд не воспринял его слова как должно, потому что Лили Поттер была не просто талантлива. Она была самородком.
И все-таки он начал теснить ее. Теперь он, кажется, понимал, почему супруги приняли это странное, страшное решение, разделиться, когда могли бы атаковать одновременно, удваивая шансы. Если Поттер сыпал заклинаниями широко, ловко маневрируя и уклоняясь на открытом пространстве гостиной, его жена не была столь проворна, и, останься она с мужем, она была бы обречена. В свою сторону он не был столь точен и быстр, как она, и на лестнице, где невозможно было развернуться, он бы только мешал, рискуя попасть под перекрестный огонь. Теперь-то Лорд наконец-то по заслугам оценил то, какое тяжелое решение приняли эти дети, пытаясь спасти собственного ребенка. Неужели этот мальчишка стоил того, чтобы ради него умереть так глупо, так ужасно?
Лили Поттер упала, тяжело дыша и сплевывая кровь, пораженная темным проклятием, не в силах даже шевельнуться, и Волан-де-Морт подошел ближе к ней, глядя прямо в зеленые глаза. Он не чувствовал удовлетворения от победы. Он чувствовал досаду. Он не хотел воевать против таких магов, какими были Поттеры, он бы хотел, чтобы они шли за ним. Но было поздно. Только в книгах смерть приходит безболезнно и легко. Лили Поттер умирала, захлебываясь собственной болью, собственной кровью. Волшебник осторожно присел перед женщиной.
— Тебе страшно? — он хотел сказать совершенно другое, но почему-то из его горла вырвались только эти слова. Рассеченная щека пульсировала. Страшная рана на животе лишала сил.
— Умирать? — она закашлялась, и брызги крови легли на подол мантии Лорда. — Умирать не страшно, сукин ты сын, — она улыбнулась ему, улыбнулась зло, и ее оскал, оскал раненой львицы, был красен от ее же крови. — Страшно умирать второй.
Она со свистом вдохнула воздух, а потом вдруг плюнула прямо в лицо своего врага. Волан-де-Морт отшатнулся, рукавом стирая со скулы сгусток багровой крови. Он молча встал, перешагивая через умирающую женщину и отворяя дверь в детскую. Наверное, эта рыжая ведьма действительно очень любила своего мужа, если решилась пережить его, оставив боль потери себе без остатка. Она знала, что умрет. Теперь темный волшебник понимал, что у нее не было никаких иллюзий, как бывали они обычно у таких женщин, как Лили Поттер.
Маленький Гарри не спал. Он сидел в кроватке, напряженно глядя на вошедшего, и Волан-де-Морт на секунду замешкался, остановился. Кем же был этот ребенок, если он должен был по пророчеству убить его, величайшего мага столетия? Кем был он, если два человека там, за дверью, так решительно отдали свои жизни, спасая его? Он достал палочку, приставляя ее ко лбу малыша. Тот только смотрел на незнакомца, не понимая, кажется, что происходит.
— Авада Кедавра… — он дернулся на голос, и кончик палочки расцарапал детский лоб. Лили Поттер, неизвестно, каким чудом сумевшая приподняться, выронила из дрожащей от слабости руки палочку, и Волан-де-Морт, словно это был и не он, вдруг понял, что и сам падает. Последнее, что он видел в своей жизни, было два зеленых глаза, наполненных болью, ненавистью. Потерей.
— Страшно умирать второй, сукин ты сын…
***
Газеты потом рассказали черт знает что. Гарри Поттер был Мальчиком-Который-Выжил, а Лили Поттер — его матерью, отдавшей свою жизнь, чтобы спасти его.
А Волан-де-Морт сидел в поместье Малфоев, глядя в темноту, и оттуда на него, словно боггарт, смотрели два зеленых глаза. И он знал, что боится Гарри Поттера, кем бы мальчишка ни был.
У этого мальчишки были глаза его матери.
А обществу нужен был герой, обществу не нужны были кровь и подробности правды. И все забыли о том, что сломанное заклятие разрушило шансы молодой семьи бежать прочь, трансгрессировав или применив портал. Все забыли. Как пытался забыть Питер Петтигрю, мучимый кошмарами, как пытался забыть Северус Снейп, все еще видевший, как наяву, женщину, которую он любил, лежащую в луже собственной крови, как забыл Дамблдор, которому тоже нужен был герой.
Но у мальчишки были зеленые глаза.