– Нет. Это нечестно.
– Ну, сиди.
– Можно мне хоть на работу позвонить, а то выгонят?
– Звони. А выгнать все равно выгонят. Фирма ведь частная, хозяевам тоже жить охота.
Следователь ушел. Звонить Алеша не стал. И так все узнают. Больше всего страдал Алексей от бессилия и невозможности побеседовать с отцом. На следующий день его привели к другому следователю. Этот не был похож на милиционера. Что-то подсказывало, что он имеет отношение к спецслужбам. Это не прибавило оптимизма, но заставило собраться. Сначала разговор шел ни о чем конкретном. Спрашивали о родителях, родственниках, об учебе в школе, институте. О том, кто устроил на работу. Где научился обращаться с компьютером. Как начал программировать. Какие программы писал. С кем общался по Интернету. Как защищается информация. Вот тут Алексей и порадовался, что забыл дискету с кодами у Светланы. Забыл совершенно случайно, но, как выяснилось, очень вовремя. Он уже понял, что его прощупывают насчет связи с отцом. Все-таки они что-то засекли, но не смогли разобраться. Разговор у следователя не клеился. Но он не собирался отступать, и пошел ва-банк.
– Твое положение почти безнадежно. Но мы бы могли тебе помочь, если бы ты помог нам.
– Чем я могу вам помочь?
– Мы знаем, что ты связываешься по ICQ с неизвестным абонентом. Мы его не можем вычислить. Но, судя по всему, это мощный хакер. Есть подозрение, что он взломал секретную сеть. Поможешь поймать его – мы поможем тебе.
– Но я не знаю никаких хакеров.
– А зачем тогда кодируешь некоторые письма?
– По просьбе моих знакомых, чтобы на работе не обвинили в безделии и занятии посторонними делами. А есть и такие, что скрываются от родни и знакомых. Да и о ком вы вообще говорите? У меня в сети масса знакомых.
– Мы о Масчере. Думаю, ты и сам догадался.
– Да ни о чем я не догадался. Был недавно один контакт с подобным абонентом, но я на связь не выходил, он ведь не представился, и обратный адрес скрывал. Он что-то натворил, а я за него отвечать должен? Что мне теперь, за каждого отвечать, кто на связь выйдет?
Алексей врал, краснея при этом, как кумач. Если бы не условия, в которых он находился, его, наверное, сразу бы раскусили, а так все сошло за злость невинно осужденного.
– Ну что ж, может вы и правы, – сказал следователь, помолчав, – но все же подумайте, может, сможете чем-нибудь помочь. Надумаете, дайте знать. А там и мы вам постараемся помочь.
Алеша знал, что лучше сядет в тюрьму, чем выдаст отца. А в сущности, что он мог выдать? Коды кодировки? Ну, прочтут они письма, так ведь они уже все переправлены по другому адресу, чтобы не вызывать подозрений. И, тем не менее, совесть подсказывала, что надо молчать. Он еще не понимал почему, но решил стоять на своем. Пусть будет хуже, хотя каким-то непонятным для себя образом он чувствовал, что все кончится хорошо. На чем основывалась эта уверенность, откуда она взялась, Алексей понять не мог, но она была. Абсолютная уверенность, не вызывающая ни тени сомнения. Вся логика доказывала, что уверенности быть не может, но вот она, с ним, в нем, и никуда от нее не деться. Ни чем себя не переубедить. Что это? И еще он чувствовал, что хочет что-то записать. Тоже ничем не объяснимое желание. Никакая логика этого объяснить не могла. Он попросил в камеру бумагу и карандаш. Сел, и как будто отключился на короткое время. Когда сознание вернулось, он увидел, что на бумаге написано: «Сынок, не удивляйся, это я. Как это получилось, я не понимаю, но я могу слышать твои мысли. Стоит тебе подумать словами, как я воспринимаю их, словно написанный текст, только не с экрана, а с того нового источника, про который я тебе говорил. И знаешь, такое ощущение, что в этом замешана твоя мама. Я не понимаю, но ощущение ее присутствия сейчас особенно отчетливое. И еще это как-то связано с твоими действиями в моменты отключения сознания. Я не все понимаю, но ты сейчас пишешь мои мысли на бумаге. Похоже, нам больше не понадобится компьютер для общения. Если бы ты еще мог понимать меня напрямую, без посредства бумаги!»
– Ничего, папа, я всегда могу выдать эти записи за попытки писать фантастические рассказы, – подумал Алексей.
Снова короткая отключка, и снова текст на бумаге: «Да, это логично, но ведь ты никогда не умел врать».
– Да, и сейчас не умею. Краснею, как девчонка, но ведь и это можно принять за стеснительность.
«Хорошо, тогда продолжим. Я кое-что сделал, больше родители этого подонка не смогут никого подкупить. У них больше нет таких денег. А перевел я их одному хакеру, так что если даже засекут, то обвинят его, и поделом. А пока будут разбираться, думаю, и твои проблемы решатся».