Ей стало так горячо, жарко, что, казалось, внутри ее бушует могучее пламя, и, коснись она сейчас сухих поленьев, они запылают. И такая вот — жаркая, сильная, — она поднялась и пошла к двери. Она могла поклясться, что видит вокруг себя это бушующее огненное пламя — как протуберанцы вокруг проводов высокого напряжения. Словно вся энергия, уходящая из человека в окружающее пространство впустую, энергия, которой хватит, чтоб привести в движение автомобиль, — сейчас, в этот мир, исходит из нее не зря.
Эти черные твари боятся жара, боятся света! И она, торжествующая, двинулась на них, вся — от головы до пят — в горящем пульсирующем ореоле.
Крапленые облака задымились, запахло смрадом.
— Горим! Мне жарко, жарко! — запричитала толстуха.
— Да ну ее, эту сумасшедшую с ее полутрупом. Других, что ли, нет? — подхватил кто-то.
— А как же «Книга судеб»? — зловеще пискнула малявка в короне. — По ней, он должен был стать нашим еще на заре!
— Подчистим! В первый раз, что ли?
Власта, разведя объятые дрожащим заревом руки, ступала и ступала, пока не ткнулась в скользкие от пара черные доски двери. Она как зачарованная смотрела на медленно сжимающийся огненный ореол вокруг рук, заметно бледнеющих на глазах, и ощущала, как уходит куда-то внутрь вызванная ею не изведанная еще человеком солнечная сила. Кажется, это явление называется «эффектом Кирлиана». Все живое — человек, насекомое, лист таят в себе эту невидимую глазу энергию. Люди научились видеть ее в темноте с помощью приборов, но не научились пока пользоваться ею.
В бане стояла тишина. Пар рассеивался — дрова догорали. Она повернулась к Мите и замерла. Ничего не понимающими карими родными глазами он смотрел на нее и с привычным своим командирским оттенком в голосе — сейчас слабом и прерывистом — спрашивал:
— Ты что это кричишь, а? Ты с кем это разговариваешь?
— С тобой! — встрепенулась Власта. — С тобой, милый! С кем же еще?