Снаружи Чад сделал паузу на мгновение, с серьезным до смерти выражением лица. Она видела такой взгляд прежде, когда он обычно замышлял какого-то рода стратегию сражения.
— Ты выглядишь очень мило, — тихо произнес он, задержав свой пристальный взгляд на ее груди.
— Спасибо, — Элина улыбнулась. — Ты тоже.
Он хорошо выглядел в джинсах и черной футболке.
Они неловко вылупились друг на друга.
— Я думаю, нам следовало бы пойти и посмотреть кино, — сказал он.
— Это звучит великолепно. Кино какого жанра?
— Это боевик, фильм о Китайской империи, «Гонзо–Копьеносец», — Чад глянул на нее, как будто в ожидании истерического приступа.
— Мне нравятся исторические драмы, — сказала она, выдавив и улыбку.
— Хорошо, — он предложил ей свой локоть.
Элина положила свои руки на его предплечье и осознала, что это было впервые, когда она действительно коснулась парня на свидании. Эта мысль почти заставила ее вздохнуть с сожалением, но она убила вздох до того, как он получил шанс начаться.
Они зашагали по улице, направляясь к кинотеатру. Чад пристально смотрел прямо перед собой, стиснув свои челюсти.
После приблизительно пяти минут молчание стало напряженным.
— Так какие книги ты читал в последнее время? — спросила она, для того чтобы что-то сказать.
— Я не очень много читаю, — сказал Чад.
— Фильмы?
— Мне нравится «Мародер III», — сказал он. — Хороший фильм.
«Как выдергивание зубов», — подумала Элина, но спросила:
— Что тебе нравится в нем?
— Та кто его знает, — ответил Чад.
«Что мне теперь говорить?» — спросила она у себя.
— Подожди секунду, — Чад отступил от нее в сторону и рявкнул на парня через улицу, — Эй! Эй, ты кто, черт возьми, такой?
Парень остановился:
— Я здесь для того, чтобы доставить пакет моему дяде. А ты, черт возьми, кто такой?
Чад зашагал через улицу.
— Кто твой дядя?
Это все отняло у них добрых пять минут, только чтобы выяснить: кто есть кто, кто и где имел право быть. В первую минуту Элина рассматривала свои ноги, потом она смотрела в небо, затем она пересчитала заборные столбы на длинном железном ограждении, которое защищало склоны холмов. Весь город располагался на стоящих друг за другом холмах с улицей Речной в нижней их части.
Чад вернулся быстрым шагом.
— Не волнуйся, — сказал он. — Мы не опоздаем.
Она просто кивнула головой. Чем скорее они доберутся, тем лучше.
По пути в кинотеатр они не говорили.
А как только дошли до старого здания кинотеатра, то были остановлены опять, теперь – тощим, черноглазым Марки. Они переговаривались на шушукающихся тонах, пока Чад не прервал его:
— Закрути это дерьмо, я сам все сделаю.
Марки побледнел и отдалился. Чад повернулся к Элине, как будто ничего не произошло, и повел ее внутрь. Он предложил купить ей попкорн и колу, но она отказалась.
Фильм был ужасным. Длинный, скучный, странный, в нем не было ни чуточки смысла. После первой половины Элина оцепенела от его монотонности и просто расстроилась. Она думала о книге с пьесами, которую хотела завершить читать в этот день, и мысленно перерисовала парочку из них в своей голове, приводя к более счастливому окончанию.
И наконец-то пошли титры по экрану. Она встала и спокойно последовала за Чадом из кинотеатра.
Снаружи лицо Чада опять приняло серьезно сконцентрированный вид. Фильм был полностью провальным, а теперь он должен был устроить какое-то вредное испытание. Элине было интересно знать, каким будет его следующий шаг.
Чад повел ее к Львиному парку, где мраморные статуи львов охраняли громадный трехъярусный фонтан: «Ну конечно! Стойка с мороженым». Он следовал руководству по свиданиям Старого Города к пункту «г». Закончив с фильмом, не имеет значения насколько ужасным, теперь он бы купил мороженое.
Они шли молча.
— Этот фильм был отстойным, — сказал он.
— Да.
Опять тишина. Разговор так и не удавался.
Внезапно Чад пришел в состояние ступора. Элина глянула в сторону его пристального взгляда и увидела киоск мороженого с большущей вывеской «ЗАКРЫТО» впереди.
Чад выглядел почти страдальцем. На мгновение ей действительно стало его жалко. Чад понимал, что словесное обольщение было абсолютно не его коньком, а имя ее семьи предостерегало его от того, чтобы просто схватить ее и полапать за грудь, что он явно и хотел сделать. К тому же еще, тринадцать лет детства привели ко множеству воспоминаний, и эти воспоминания расположились между ними подобно непроходимому барьеру.