Алдуин исчез, будто его и не было. Примятая трава выпрямлялась прямо на глазах, а кровавые пятна стремительно таяли. Банри отняла руки от физиономии и посмотрела на ладони – грязные, как у бродяги, побывавшего в переделке. Благость Совнгарда распространялась на нее не целиком. Она вытерла руки о штаны и встала, робко оглядываясь.
Феллдир, Хакон и Гормлейт на радостях обнимались и гомонили. Рыжая принялась еще выкрикивать славницы в банрину честь, и та поморщилась. Чего-чего, а радости и, тем более, гордости за содеянное она не испытывала.
– То был великий подвиг! – объявил подошедший Тсун и подал ей оброненный меч. – Алдуина настиг рок и Совнгард очищен от пут его злобных. Вечно будут в чертогах Шора петь об этой победе.
Банри подняла голову. Перед самым прибытием Алдуина на место битвы стало очень темно, как глухой ночью, а теперь отовсюду лился теплый свет. Банри вздохнула, вновь ощутив почти непреодолимое желание прилечь в траву на пригорке.
– Твоя судьба – не здесь, – негромко напомнил Тсун. – Когда дни твои завершатся, я, быть может, вновь радостно приветствую тебя и позову на пиршество.
– Если я приду сюда еще раз, я останусь здесь, в долине, – пробормотала Банри.
Начали подтягиваться другие души. Почившие легионеры и Братья Бури столпились вокруг площадки перед мостом, среди них Банри заметила покойного верховного короля и Свакнира. Мелькнула рыжая макушка Ульфрика, и сам мятежный ярл присоединился к своим соплеменникам.
Его почти по-детски радостная физиономия странным образом подействовала на Банри. Она вдруг разом почувствовала умиротворение. Отвернувшись от хмурой рожи Галмара, к сожалению избежавшего участи поедания Алдуином, она посмотрела на Тсуна, что возвышался рядом, будто скала.
– Когда захочешь воссоединиться с живыми, только скажи, и я отправлю тебя обратно.
– Я… хочу… – Банри наблюдала, как тан отходит на несколько шагов, и вдруг выпалила: – Я ведь еще жива? Правда?
Тсун только улыбнулся.
– Возвращайся в Нирн с даром повелителя моего Шора – Криком, который в час нужды призовет тебе на помощь героя Совнгарда.
Банри в смятении вскинула брови и тут же ахнула – Слова нового THu’uM словно кто-то начертал в ее мозгу. Обмыслить их не было времени – Тсун взревел «NahL DaaL VUS!», и она почувствовала, что летит, только уже вне Совнгарда, вне воздуха, вне… всего. Перед глазами пронеслась туманность Мага, точь-в-точь, как ее рисовали в книжках по астрономии, дальше виднелся Воин, а еще где-нибудь наверняка был Вор. Банри еще успела в ярости подумать, почему же ее все все время швыряют куда-то и откуда-то, и тут ее ноги по колено погрузились во что-то очень холодное и сыпучее, а со всех сторон задул ледяной ветер.
Небо над головой, усыпанное знакомыми звездами, было ясным, на востоке медленно всходил Мессер в сопровождении Секунды. Банри судорожно выдохнула, и изо рта ее вырвалось облако пара. Пройдя по стране мертвых, она все-таки вернулась домой.
Холод был жуткий. Банри покрутила головой, трясясь будто в ознобе и пытаясь понять, где она. Пейзаж вроде был знакомый, через мгновение ее осенило – это же вершина Глотки Мира. Вон и Стена Слов побитая, а на ней Партурнакс сидит да помалкивает…
Окружающий мороз вдруг отодвинулся на второй план, пасуя перед другими обстоятельствами. Если Партурнакс сидит на стене, то кто же тогда расположился на скале у входа на плато? Банри повернулась, и у нее едва сердце в пятки не ушло – все скалы, составлявшие, так сказать, «пасть» горы, были заняты многочисленными черными на фоне звездного неба крылатыми силуэтами.
Никогда еще она не видела стольких драконов разом, даже в воспоминаниях о войне пятидесятивековой давности они не собирались в таких количествах.
Они знали.
Банри выпрямилась. Похоже, ей придется вернуться в Этериус раньше, чем она ожидала. Вряд ли она попадет в Совнгард, конечно, ведь для того, чтобы угодить туда после смерти в Нирне, нужно драться, а она вряд ли сумеет оказать достойное сопротивление. Такой стаей они и целого Партурнакса за минуту сомнут.
Банри приосанилась, стуча зубами от холода и страха, и приготовилась умереть, но драконы нападать не торопились. Вместо этого они разом вскинули головы и крылья и прогремели, казалось, на весь Тамриэль:
– ALDUIN MahLaaN!
Гора заходила ходуном, с окружающих скал маленькой лавиной посыпался снег, ветер сбился с курса и почти закрутился в смерч, подняв волосы Банри дыбом.
– SahROT THur QahNaaRIN, – высказался один и воспарил.
Описав круг почета над вершиной Матери Ветров, дракон скрылся из виду, но далеко не улетел – Банри слышала, как он голосит где-то рядом. Остальные опять воздели крылья:
– ALDUIN MahLaaN!
– DOVahKiiN LOS OK DOVahKRiiD.
Банри вздрогнула, наблюдая, как еще один дракон покинул скальный насест. Она уже поняла, что это нечто вроде ритуала прощания. Если драконы и набросятся на нее, то не сейчас и не здесь. Сейчас они скорбели, как умели. После каждого громоподобного сообщения о смерти Алдуина какой-нибудь дракон, выговорив некую многозначительную фразу, снимался с места и принимался кружить вокруг горы. Наслушалась Банри достаточно, хотя всего не запомнила, только слова самых последних. Один из них печально констатировал «THu’uMii LOS NahLOT», но второй отметил, что теперь «MU LOS VOMir».
Вершина Глотки Мира опустела, если не считать молчащего Партурнакса и почти окоченевшей без верхней одежды и едва дышащей Банри. Старик напоминал каменное изваяние и не пошевелился, даже когда она подошла к нему вплотную, а потом прижалась к его груди – от дракона исходил ровный жар, будто от угольной печки, и Банри с наслаждением впитывала тепло.
Партурнакс издал рокочущий вздох и нарушил молчание:
– Итак, свершилось. ALDUIN DILON. Старейшего больше нет. Нет того, кто пришел прежде всех и всегда был.
«Zu’u UNSLaaD!..»
– Он сам навлек это на себя, – хрипло проговорила Банри.
– О да. Да. ALDUIN WahLaaN DaaNii. Его судьба была предначертана, когда он присвоил себе власть, которая по праву принадлежит BORMahU. Но я не радуюсь его падению. Zu’u TiiRaaZ ahST OK Mah. Он некогда был мне братом. И этот мир никогда не будет прежним.
Банри зажмурилась и ткнулась лбом в чешую.
– Я тоже не радуюсь. И… Если бы не я, рано или поздно пришел бы кто-то другой… Ты же знаешь, мне пришлось… Так было предсказано…
Дракон опять вздохнул.
– Воистину, ты порой видишь дальше, чем я – и уж точно дальше, чем Алдуин. ROK FUNTA KORaaV. – Он помолчал и добавил: – Вероятно, теперь ты имеешь некоторое представление о силах, которые формируют VENNESETiiD… э… потоки времени. Возможно, вскоре ты начнешь видеть мир, как DOVah. Кхм. Но я отвлекся. KROSIS. SE LOS MID FahDON. Старому DOVah легко впасть в меланхолию.
Партурнакс выгнул шею и уставился на трясущуюся Банри.
– SahROT KRONGRah. Она прокатится эхом по векам этого мира и отзовется в сердцах тех, кому дано видеть. Это твой триумф, DOVahKiiN. Но это не последнее, что ты запишешь на потоках Времени.
Он осторожно отстранился, приподнялся на лапах и взмахнул крыльями.
– GORaaN! Давно я не чувствовал себя таким молодым! – Партурнакс взмыл в ночной воздух и прогрохотал: – Многие из DOVahE теперь разбрелись по KeiZaaL! Теперь, когда Алдуина нет, они могут склониться перед VahZEN THu’uMi! Желают или нет, они услышат его!
Старик присоединился к тризне и исчез из виду.
Банри скорчилась у Стены, прикидывая варианты спасения собственной жизни от холода, когда на плато спикировал другой дракон. Она решила, что кто-то все же решил свести счеты, но это был всего лишь Одавинг.
– PRUZah WUNDUNNE Wah WUTH GeiN, – объявил он, глянув в усыпанное звездами небо. – Но я сомневаюсь, что многие захотят сменить владычество Алдуина на «Тиранию Голоса» Партурнакса.
– Почему сразу – тиранию? – простучала зубами Банри. – Он обучает самоконтролю прежде всего. Это полезно для каждого мыслящего существа.
Одавинг громко фыркнул, вытаив дыханием приличных размеров ямку в снегу.
– Замнем это… пока. Но я думаю, тебе уже дважды удалось доказать свое мастерство. THurI, DOVahKiiN. Я с радостью признаю силу твоего THu’uM.