Он никогда не роптал, хотя служба у него была такая, что не позавидуешь, особенно зимой.
Солдаты работали на заводе в три смены, и все три смены возил Морозов.
Утром смену увозили в 8-30, сразу после утреннего развода. Езды от части до завода чуть больше часа. Там он ожидает, пока смену соберут, чтобы ехать в часть, это ещё часа полтора-два, обратная дорога около часа. Привёз солдат в часть, пообедал, а тут уже вторую смену ему загружают.
Он в путь по этой же схеме.
Приехал, поужинал и снова готовится вести смену на завод.
С последней сменой он возвращается много позже отбоя, почти в два часа ночи. С ними перекусил и спать.
У солдат подъем в шесть часов утра, а у Морозова в пять. Нужно свою машину подготовить к рейсу.
А зимой у него жизнь и того «слаще».
В тех краях ещё с осени машины, не имеющие теплых боксов, перестают глушить, то есть где-то с октября и по май двигатели машин не выключают. Но им требуется постоянная заливка топлива, стало быть, требуется следить за количеством топлива в баке, а также следует следить, чтобы на холостом ходу двигатель не заглох, чтобы он работал исправно, без поломок, что вполне реально для постоянно работающего механизма. Так за всем этим круглые сутки Морозов следил сам.
Но в армии каждый солдат ещё отрабатывает в нарядах. Для Морозова исключения не делалось, несмотря на его круглосуточную работу. В воскресенье или в праздничный день он назначался в наряд по автопарку. А ещё нередко ему приходилось привозить и увозить офицеров и прапорщиков на службу. Поскольку далеко не все проживали в импровизированном военном городке, а многие проживали в городе, то возить приходилось туда. Он изучил все повадки своих пассажиров.
Как-то Соломатин, находясь в наряде ответственным по части, выехал с Морозовым старшим машины. Они вместе развозили офицеров и прапорщиков.
Всё делается, как и полагается, по старшинству: первыми привезли заместителей командира и начальника штаба, потом тех, кто в звании капитана, затем лейтенантов и, наконец, дело дошло до прапорщиков. Последним в этой очереди был командир хозяйственного взвода прапорщик Глушко.
Подъезжая к одному из зданий, Морозов говорит Соломатину:
– Вот смотрите, товарищ старший лейтенант, это дом, где живет Глушко уже второй год, а это его подъезд. Здесь на шестом этаже его квартира. Но он никогда не узнаёт своего дома. Вот сейчас он вылезет из автобуса, осмотрится по сторонам, подойдет ко мне, откроет мою дверку и скажет:
– Морозов, …твою мать, ты, куда меня привез, где мой дом!?
Прапорщик Глушко в самом деле вылез из автобуса наружу, тупо посмотрел по сторонам и направился к кабине «Урала» со стороны водителя. Подойдя, он открыл дверцу и сказал:
– Морозов, …твою мать, ты, куда меня привёз, где мой дом?
– И вот так каждый день, товарищ старший лейтенант!
Вы подождите немного, я его до квартиры доведу и вернусь.
Взяв в охапку прапорщика, сержант направился к подъезду, скоро, буквально через четыре-пять минут он вернулся, и Соломатин с Морозовым поехали в часть.
– Саша, ты его сдал жене? Он не потеряется в подъезде?
– Нет, товарищ старший лейтенант, не потеряется. Я его припер к двери и позвонил в звонок. Жена откроет и заберет его.
– А что ты не дождался, пока жена дверь откроет?
– Да что вы, товарищ старший лейтенант! У него жена бешеная дура! Я как-то именно, так и сделал. А жена открыла дверь и с криком:
– Гад! Ты зачем моего мужа снова напоил, – кинулась на меня с тем, что у неё было в руках, а была у неё сковорода. Так я едва от неё ноги унес. Кричу ей:
– Ты что, дура?! Как бы я, солдат сумел напоить твоего алкаша? Да и нужен он мне сто лет в обед, чтобы я его поил! Но она из породы тех, которые вначале бьют, а потом разбираются. Так, что теперь я её не дожидаюсь. Приткнул Глушко к косяку и бегом оттуда, пусть они без меня разбираются.
– Так он что, часто нетрезвым бывает?
– Я же говорю, каждый день. С ним даже комбат при мне разговаривал на эту тему. Говорит:
– Товарищ прапорщик! До каких пор я буду терпеть твою пьяную морду? С утра ещё нормальный, а после обеда ходишь тут красный, как фонарь! Это ты должен своих солдат воспитывать, а мне приходится тебя воспитывать!
– Никак нет, товарищ майор, – отвечает Глушко, я не пьяный, я просто на обед красного борща наелся, вот морда и стала красной.
– Плюнул в сердцах комбат и только рукой махнул.
Соломатин, будучи уже неплохо знакомым с Морозовым, никогда не обращал внимания на его рост. По всей видимости, тот сильно стеснялся своего роста. А вот когда поездил с ним в «Урале», то обратил внимание на то, что водитель, сидя за рулем, сильно нагибается, чтобы смотреть в ветровое стекло, а при этом лопатками почти упирается в крышу кабины, но ещё больше впечатлился ростом Морозова, когда увидел, что тот ковыряется в двигателе, стоя на земле. Тогда как другие водители забирались на бампер, на крыло, ещё куда – то наступали, чтобы быть повыше и дотянуться до двигателя.