Тогда Андрей и ответил полковнику:
– Товарищ полковник, разрешите?
Тот молча кивнул.
– Мы собрались здесь, так как сейчас отбываем все вместе в Округ на десятисуточные сборы. Мы друг с другом давно не виделись и обрадовались встрече.
– Всё ясно, – сказал полковник. Суровость сошла с его лица. Я понимаю радость встречи, только прошу её так бурно не выражать и поменьше радости проявлять. В стране объявлен траур, вы что, не слышали?
– Никак нет, товарищ полковник.
– Умер наш Генеральный секретарь ЦК КПСС, Андропов Юрий Владимирович.
В этот момент в его глазах сверкнула какая-то мысль и он вспомнил, где видел старшего лейтенанта, с которым сейчас вёл беседу.
– А! Ты комсомольский секретарь у майора Ганса и капитана Овчинникова, правильно?
– Так точно, товарищ полковник.
– Ну что, тебе твоя хитрая доска как раз вновь пригодится. Он понимающе похлопал старшего лейтенанта по плечу и пошел на выход. В дверях приостановился и через плечо добавил:
– Во избежание неприятностей в Н-ске ведите себя тихо и скромно. Всё же траур в стране.
– Андрюха! А что имел в виду полковник?
– Я вам лучше в дороге расскажу. Здесь не место.
По дороге в аэропорт Андрей рассказал, что в начале осени к ним в часть приезжал начальник политотдела с проверкой работы. Он документацию никакую не смотрел. Зато смотрел реальные дела. Его интересовал быт солдат, возможность отдыха, места занятий. Повели его по казармам, а там видно, что уже некоторое время не обновлялись Ленинские комнаты. И, хотя они имели довольно приличный вид, но была заметна их усиленная эксплуатация, а главное, что на переднем стенде, где фотографии членов Политбюро, видно, что одну оторвали, другую приклеили… Сами же знаете, как наши члены Политбюро один за другим покидают этот мир, чуть ли не ежемесячно для оставшихся места менять приходится.
– А тут мне поручили курировать ремонт Ленинской комнаты в первой роте. Я парням говорю:
– Давайте на передней стенке, где портреты Политбюро будут висеть, сделаем, аккуратные отверстия в несколько рядов и так, чтобы за них можно было крючком подвесить портрет, наклеенный на основу. Тогда всё будет и аккуратно и в любой необходимый момент можно один портрет снять, другой перевесить, и нового ремонта долго не потребуется. О своей идее я ни замполиту, ни партийному секретарю докладывать не стал. Без их ведома всё так и сделали. Получилось, не хвастаясь, скажу, здорово! А когда те посмотрели, то или не догадались, или поняли, но лишний раз не стали заострять внимание на этом.
А тут привели начальника политотдела в эту Ленинскую комнату. Тот только зашёл и сразу обратил внимание на ряд отверстий в заглавной стенке комнаты.
– А это у вас зачем? – спрашивает он у замполита. И тут до замполита дошёл смысл всего сделанного. Ответить правду – лишиться места, а промолчать невозможно! Вопрос поступил.
– Товарищ полковник, – встреваю я, разрешите ответить, так как этой комнатой занимался я.
– Слушаю Вас, – отвечает он.
– Понимаете, помещение небольшое. Когда всех солдат собирают, то страшно душно. У нас первая рота живет с прикомандированным двадцатью человеками. Вот, чтобы был воздухообмен лучше, мы придумали сделать вентиляцию.
– А! – говорит полковник, всё понятно. Ну что же правильное решение. А сам, прежде чем покинуть Ленинскую комнату потихоньку заглянул за стенд, а там – глухая стена.
– Он от нас уехал, и слова не сказал никому по этому поводу. Думаю, что объяснение его полностью удовлетворило, ведь в нём не было и намека на наших престарелых руководителей.
Замполит потом мне говорит:
– Если бы он всё понял, то я бы тебя расстрелял, а сам ржёт как конь. Доволен, как я вывернулся и его не подставил. Зато партийный секретарь так ничего и не понял.
Дорога до Н-ска из Сургута была недолгой. На небольшом самолете Ан-24 порядка двух с половиной часов, да и то время было искусственно удлинено промежуточной посадкой в Томске.
Самолет сделал заход на посадку над самим городом. Все Томичи прильнули к иллюминаторам, пытаясь сквозь довольно плотную облачность хоть что-нибудь увидеть, и всем казалось, что он увидел самое главное для себя. Вот лично Андрей был убежден, что успел увидеть родной завод и окрестный жилой микрорайон.
На всё – про всё, посадка, взлёт, добор пассажиров, потратилось минут тридцать – сорок, но парни – Томичи с наслаждением всё это время вдыхали в себя такой милый их легким воздух любимого города. И пусть только кто-то скажет, что во всех аэропортах пахнет одинаково, авиационным керосином. Нет! Скажут они дружно. В Томске запах совсем другой, здесь нежно пахнет домом!