В родне у него нашёлся высокий военный чин. Его, начинающий карьеру лейтенант Прошин, использовал как «лохматую лапу».
Эта самая «лапа» отправила молодого лейтенанта на четыре года за Полярный круг, где служба засчитывается как год за два. Через четыре года пришло время его ротации, а он уже имел восемь учётных лет безупречной службы. Воспользовавшись этим моментом, эта же «лапа» отправляет его ни больше – ни меньше как в Йемен, где в то время наши войска вели открытые боевые действия, в качестве военных советников. Но кто же «своего» отправит под пули? Петр Петрович направился туда начальником клуба. В военных условиях клуб – это кинопередвижка на базе ГАЗ – 66. Он ездил два дня в неделю, в субботу и в воскресенье по двум вверенным ему батальонам и показывал бойцам кинофильмы. На этом его боевые действия заканчивались. Но при этом служба в местах открытых военных действий учитывалась как один за три в Союзе. Так, что через три года работы в кинопередвижке, он добавил к уже имеющимся учётным восьми годам ещё девять учётных. Итого военный стаж он имел 17 лет, прослужив всего семь. Там ему шли ускоренным темпом и звания. Поэтому он стал майором. Вернувшись на родину, он имел приличный стаж, хорошее звание. С этим багажом ему были открыты двери в академию.
Завершив учебу, он получил направление работать преподавателем в танковом военном училище. Уже через год стал старшим преподавателем, ещё через год доцентом и подполковником. А следом стал заведующим кафедрой научного коммунизма, должность полковника. Звание тоже пришло досрочно. И, наконец, «лохматая лапа» вышла на пенсию. Беспрерывное незаслуженное движение вверх прекратилось и началось движение вниз. Таким образом, полковник оказался в батальоне замполитом.
По прибытии в батальон, ознакомившись с личным составом и своими помощниками, самое первое, что он сделал – это разрушил работу музыкального ансамбля.
Парни – музыканты держали всегда свои инструменты, что называется «под рукой». Они не были идеальными командирами взводов и идеальными семьянинами. Поэтому основное своё время они тратили не на работу с личным составом и не на семью, а на музыку. Соломатин, глядя на Демчука и Апостолова, никак не мог понять, зачем эти парни пошли учиться на военных. Им прямой путь лежал на эстраду. Возможно, что они в конечном итоге туда и пришли, забросив службу в армии.
Их бы воля, они бы не расставались с гитарами ни в строю, ни в постели. Когда они попросили разрешения у Овчинникова держать эти гитары у себя дома, то, написав расписку о материальной ответственности, получили такое разрешение.
Новый же замполит, полковник Прошин, чуть не упал в обморок, узнав, что гитары, стоимостью 2200 и 1800 рублей находятся вне клуба и где-то там по ещё большей цене синтезатор.
– Немедленно вернуть в часть! – истерично кричал замполит.
– Тогда сами играйте на них, – разочарованно ответили братья, оставляя инструменты в кабинете замполита.
Тот облегченно вздохнул и сдал их на хранение на склад.
Зная, как должен работать замполит, а именно, иметь каждое утро у себя полный отчёт о ночной жизни в части, он собрал взводных и приказал им писать такие сведения ежедневно на его имя.
Такого оборота те не ожидали. Они, конечно, догадывались, что у прежнего замполита был целый штат осведомителей, которые доносили всё и про солдат, и про офицеров, но этот штат никогда не раскрывался. А тут предлагают им доносить на самих себя.
– Вы из нас хотите сделать «унтер офицерскую вдову», которая сама себя высекла? Мы отказываемся от такого сотрудничества с вами. Решайте свои проблемы без нашего участия.
– Вы пожалеете, что отказались от такой работы. Я вас всех загоню в петлю, если в вверенных вам подразделениях будут продолжаться все безобразия. Вы запомните здесь Петра Петровича!
Выйдя из штаба, кто-то из взводных повторил последнюю фразу замполита, подражая его произношению и интонациям, но умышленно коверкая. Получилось примерно так:
– «Ви сапомните сдесь Петлю Петьлёвича»! Все над этим шаржем посмеялись от души и забыли, но «Петля Петьлёвич» к нему прилипло основательно.
Проведя столько лет военной службы фактически «заочно», он не научился даже самостоятельно принимать решения. Это на себе испытал Соломатин.
Отстояв ночной наряд с субботы на воскресенье, старший лейтенант Соломатин передал в девять утра свой пост полковнику Прошину. А сам отправился домой на полагающийся ему законный отдых после дежурства.