— И что же делать?
— Ждать, — разводит руками Хине-Тепу.
— Хорошо тебе, — хмыкаю, — раз в полгода поела и довольна. А мне-то приходится по два-три раза в день пузо набивать.
И сразу некстати приходит голод.
— Пойдем-ка, красавица, посмотрим — что там за поворотом?
Она согласно кивает и пристраивается за мной следом, ни дать ни взять — покорная девица.
Идем, я осматриваюсь: на скале ни деревца, ни травинки, один лишь камень разных оттенков черного. Море пустынное, не видать ни островков, ни кораблей. Волны иногда выбрасывают пену и брызги на дорогу, отчего она выглядит помытой.
Между камней находится лужа и я спешу сунуть в нее свои разбитые руки; мне кажется, что нужно смыть кровяную корку с грязью и тогда сразу наступит избавление от постоянной саднящей боли, но я жестоко обманываюсь в своих ожиданиях — боль с новой силой пронзает пальцы, заставляя меня громко орать.
— Соль, — поясняет непонятно Хине-Тепу. — Морская соль.
Я киваю, будто что-то понял, а сам себе соображаю, что если купание в морской воде связано с такой болью, то я никогда не отважусь на морское путешествие.
Глава 8
В которой Одон узнает, что не везде Сиды такие, какими их привыкли знать в его деревне
Сразу за поворотом открывается вид на одиноко торчащую башню с плоской кровлей, покоящейся на десятке резных колонн. Она стоит на самом краю берега и я удивляюсь отваге тех каменщиков, что клали кирпичи над бездной.
— Маяк, — говорит за спиной Хине-Тепу непонятное слово.
— Маяк? — переспрашиваю, — Что это такое?
Хине-Тепу пускается в длинное путанное объяснение, из которого я понимаю только, что маяки эти каким-то образом предохраняют мореходов от смерти. Что-то там связанное со светом в ночи. Не представляю той волшебной силы, которая заставит эту башню светиться ночью.
— Там люди-то есть? Очень уж есть хочется. — говорю, а сам уже вижу фигурки нескольких человек, боязливо подбирающихся к маяку.
И здесь землю опять трясет, на дорогу валятся камни, по большей части некрупные, размером не больше моей головы.
А люди возле маяка — их трое — замирают на мгновение, и сразу бросаются наутек, рассыпаются в разные стороны и начинают что-то орать — еле слышное из-за взбесившегося прибоя.
— Что это они делают? — поворачиваю голову к остроухой.
— Боятся, что маяк на них рухнет.
— А он рухнет?
— Мне-то откуда знать, человек Одон? Я его не строила, не знаю из чего он сложен и какими чарами скреплен.
— Им здесь раствора не хватает для крепости? Еще и колдовство используют?
Каждый шаг в этом мире становится для меня открытием. Никогда не думал, что строить можно с помощью волшбы.
— Иногда. Как и везде в человеческих мирах. Разве в твоем Хармане не принято чтобы жрец обходил новый дом с молитвами?
Наверное, она права, но я еще ни разу не присутствовал на освящении нового дома в городе. А в деревне нашей, когда что-то построят, то не сильно расстраиваются, что рядом нет никакого храма — живут себе и живут. Безо всяких молитв.
— Они нам не опасны? — это я спрашиваю не из страха, а чтобы подготовиться к неожиданностям.
— Люди? Нет, не думаю, что они могут быть нам опасны.
— Тогда пошли быстрее, а то очень уж жрать хочется!
Ускоряю шаг и вскоре оказываемся возле согнутой спины одного из прячущихся за камнями людей.
— Эй, — говорю негромко, чтобы не напугать несчастного. — Доброго вам дня!
Он подскакивает как ужаленный колодезной гадюкой, ударяется плечом о камень, за которым прятался, трясет башкой и руками одновременно, наверное, хочет меня испугать. Из него вырывается полукрик-полувсхлип, он часто моргает выпученными глазами — даже не знаю, что он увидел вместо меня?
Успеваю заметить, что выглядит он несколько болезненным: бледное лицо, редкие коричневые зубы внутри обросшего щетиной рта, тонкие руки с корявыми пальцами. Одежда его состоит из какой-то странной рубахи с обрезанными рукавами и без застежек, похожей на короткий сарафан, полосатых штанов, едва доходящих до середины голени и очень необычной обуви, похожей на обычную толстую кожаную подошву, перетянутую поверх стопы несколькими веревками.
За спиной тонко хихикает Туату.
— Доброго дня, говорю! — повторяю как можно дружелюбнее.