— Здесь! — Хине-Тепу останавливается, оглядывается. — Вот!
В полусотне шагов чуть правее вижу в земле здоровенную дыру.
— Нам — туда, — показывает Сида своей снова шестипалой рукой.
— В дыру? — Иштван готов разрыдаться.
— Это пуп Хэль, — объясняет остроухая. — Через него она выворачивается. Если здесь задержаться, то…
Она не успевает ничего добавить, потому что мы замираем на краю этого «пупа».
Дырища приличная — от края до края четыре моих роста. Круглая, видно, как трепещут края. Внутри какая-то клубящаяся чернота, словно густой дым, не различить ничего. Дым странный — он как будто покрыт какой-то пленкой, не дающей ему подняться выше над дырой. При сжатиях и раздвижении края по всей поверхности дыма пробегает едва заметная зыбь. Жутковатое местечко.
— Слушайте оба внимательно, — требовательно говорит Хине-Тепу. — Это очень необычное место. Здесь меняет знак вектор гравитации…
— Что меняется? — спрашиваем хором, потому что слова нам непонятны.
В нашей деревне одного пьяницу звали Виктором, но причем он здесь?
— Вектор гравитации, — кровососка издает такой звук, будто тяжело вздыхает. — Сила тяжести?
— Чего сила? — такое объяснение нам понятно не больше первого.
На этот раз оба слова знакомы, но сочетание их вместе кажется невозможным. Как «шерстистость молока» или «сухота камня».
Хине-Тепу поднимает голову к небу и какое-то время молчит.
— Что за тупни? — слышится мне, но я не уверен, что она так сказала.
— Представь себе, что там, — она показывает пальцем в дымные клубы, — очень пышная перина, в которую можно провалиться. Будет мягко и не больно. Падаете на поверхность плашмя, но так, словно желаете наступить ногой на край отверстия, только с другой его стороны. Понимаете?
Я на всякий случай киваю и краем глаза замечаю, что Иштван повторяет мой жест.
— Если вы сделаете что-то неправильно, замешкаетесь или шагнете слишком далеко от края — вас раздавит в лепешку, — добавляет Сида. — Смотрите, как пойду я и постарайтесь выполнить переход так же. С той стороны я буду вас подхватывать, но сильно на это не надейтесь — там крутой склон, по которому очень просто скатиться обратно. А это — смерть. Обратный переход не работает. Когда я окажусь там, я не смогу вам помочь оттуда даже советом. Никогда. И вы останетесь здесь. Навечно. До самой смерти. Сначала вы будете крепиться и искать выход. Потом на вас навалится безразличие, потом вы начнете сходить с ума и кончится все тем, что один съест другого. А затем умрет сам от голода и жажды или бросится в пуп Хэль. Готовы?
— М-может, нам лучше вернуться? — стучит зубами Иштван.
— Не лучше, человек. Нам нужно туда, — Сида тычит пальцем в дым. — Делай, как я учила.
Она складывает руки на груди, становится на самый край пульсирующего «пупа», и начинает клониться вперед. Действие происходит сначала медленно, потом убыстряется и Туату плашмя шлепается в дыру у самого края. В последний момент я замечаю, как она делает движение левой ногой вперед, как будто собирается спуститься по ступенькам.
Мы остаемся вдвоем. Два испуганных мальчишки. Но если Иштван не скрывает своего страха, то я пытаюсь храбриться — ведь я же бывалый малый. Я и не такое видел!
— Заметил? — спрашиваю подельника.
— Что?
— Как в дым вошла Туату?
— Госпожа алфур?
— Да! Так видел?
— Нет, — трясет головой Иштван. — Все произошло так быстро! И в какой дым? Там золотая вода. Разве нет?
Видит он что ли по-другому? Да и бесы с ним — вода, так вода!
— Давай ты сначала, — говорю, стараясь быть очень убедительным. — Если один здесь останешься — точно какую-нибудь глупость сотворишь. Так что, ты пойдешь первым.
Ему мое предложение не очень-то нравится и видно, что будь его воля, он держался бы от этого перехода как можно дальше, но выбора у него нет — оставаться здесь одному равносильно самоубийству. И отнюдь не безболезненному.
Он так сильно сжимает лук и стрелы, что кожа на пальцах становится молочно белой. Ему страшно. Бесы! А мне-то как страшно — остаться здесь в одиночестве. Но не будь его, я бы уже стоял здесь один на один с этой проклятущей дырой!
— Ну, я пошел? — всхлипывает Иштван.
Я беззвучно киваю и, спохватившись, когда он уже встал на край, начинаю тараторить:
— Видел, ты видел, как она в последний момент шагнула вперед? Как будто там, за поверхностью золотой воды, — а сам кошусь на черный дым, — какая-то лестница? Видел?
— Нет, — качает он головой. — Я испугался и зажмурился.