- Ах, да… ваша семья. Как я мог не сообразить: с аппетитами на роскошь вашего отца и маменьки, я полагаю, совсем некому стало расплатиться с долгами?
Кэтрин лишь согласно кивнула. Деймону хотелось отказать, поехать разобраться к Гилбертам, надоумить их не выгонять дочь… но с другой стороны: как жалило ему сердце легкая обида, но более всего велик был соблазн получить то, о чем он до сей минуты только мечтал.
- Что ж, я с радостью женюсь на тебе, тем самым моя семья возьмет на себя расходы твоей.
Это был приговор – приговор для них обоих: Кэтрин лишилась своей свободы, а Деймон не смог отказать себе в эгоизме, и это было только начало…
========== 8 Глава. «Кэтрин стала Сальваторе» ==========
Свадьба была назначена на март. Джузеппе, конечно, и рад был породниться семьями с другом, но его волновал вопрос о больших долгах, которые ему предстоит покрыть, он понимал, что планы Гордона во многом корыстны. Но сделал вид, что не угадал намерения друга. Узнав о свадьбе своей сестры с Деймоном, Елена поспешила заявить, что Стефан тоже сделал ей предложение (это случилось через несколько дней после того, как Деймон сделал предложение Кэтрин). Обрадованная такими чудесными новостями, Мэриан Гилберт настаивала на том, чтобы для пущей романтичности, две свадьбы устроили в один день.
В эти два месяца до свадьбы отношения Кэтрин и Деймона более чем охладились. Кэтрин не ездила с семьей больше гостить к Сальваторе (а, со временем, посещение будущих родственников раз в неделю стало привычным делом, как и взаимный приезд Сальваторе к ним). Теперь она, как никогда раньше с головой бросилась в веселье. Так как о помолвке ее с Деймон пока в обществе никто не знал, то и обвинять ее за легкомысленность было некому: Кэтрин много пила на балах, чего раньше не делала, флиртовала с мужчинами так, чтоб к концу вечера непременно столкнуть двух ревнующих лбами. Но все это она делала не специально, а больше подсознательно: для нее самой это все казалось обычным ее поведением, она не жаждала отомстить таким образом своему отцу или Деймону.
Сегодня она возвращалась домой с бала в окружении восьми кавалеров, двое из которых весело шагали с ней под руки. Кэтрин так смеялась, что вызывала ответную улыбку и смех даже у самых серьезных; она громко разговаривала, шутливо спорила, или внезапно начинала петь, и ее сразу же подхватывали остальные. Ей было хорошо и счастливо, она даже забыла, что является невестой и ей это не нравится. Кэтрин играла в снежки и бегала по сугробам от кучки безумно влюбленных в нее молодых мужчин. Она то отдавала предпочтение одному, то другому, то кому-нибудь еще третьему и четвертому.
Было уже десять часов вечера. К Деймону пришел его один старый приятель детства: они не были такими уж друзьями, но общались легко и просто, к тому же этот приятель Деймона подсознательно тяготел к нему, потому что сам был глуп, а его голова уж очень хотела получить всегда какое-нибудь интересное или полезное сведение. Он был немного пьян, разгорячен и весел.
- Что ж тебя принесло в такой час? – спросил Деймон с улыбкой, наливая себе и приятелю виски.
- Я вот только что с бала! Хух! Ну, и весело ж да суматошно там было, – затараторил он, отрываясь от стакана.
- Да у тебя всегда все весело, когда есть выпивка, даже если это на самом деле утомительно скучно, – шутя заметил Деймон.
- Нет-нет-нет! Ничего ты не понимаешь, заучка ты наш! – он с пьяным удальством похлопал Деймона обеими руками по плечам и улегся обратно на диван, – знавал ты Кэтрин Гилбрет? Вы же с детства вроде бы дружны. Так вот, такая она необыкновенная! Знает толк в любом веселье: никогда мне еще ни с одной девушкой не было столь весело и интересно! Она, знаешь, то умный разговор заведет: сама вся такая раскрасневшаяся и живая, когда что-то доказывает или спорит, а потом раз – и глупость какую выкинет! Как она при мне с друзьями сигару курила! – он громко захохотал, весь трясясь, – сама давится кашлем, но выкурила всю! – он опять впал в приступ нездорового смеха.
Деймон замер, вдохнул глубже, давясь своей злостью и разочарованием. Он понимал, что его отношения с Кэтрин охладели после помолвки, но он не знал, что она и на секунду не расстроена своим положением и продолжает сходить с ума от развлечений.
- И что же? По-твоему это так замечательно? Распущенность – это безнравственно, – злобно парировал Деймон.
- Ну и зануда ж ты! – усмехнулся приятель, – а я, кажись, влюбился! Такая девушка… вот бы узнать, что там у нее на душе, – он мечтательно закрыл глаза.
Деймону так и хотелось закричать на своего приятеля, образумить его, сказать, что он уже давно жених Кэтрин, но он не стал этого делать: ведь если б он так сказал, то опозорил бы ее, потому что не подобает так себя вести девушке, которая помолвлена. Он еле сдерживал слова и эмоции.
Когда друг уехал, Деймон впал в замешательство: ему и больно и обидно было знать обо всем происходящем, но он понимал: Кэтрин есть Кэтрин, и его пугало, что вдруг и замужество не сможет ее изменить.
О помолвке было объявлено в свете лишь в конце февраля. Тогда Гордон Гилберт серьезно пригрозил дочери, что если она продолжит вести себя развязно, он выдаст ее замуж за 60-летнего богача Джеймса Резерфорда – своего знакомого. Кэтрин теперь все время сидела дома, оттого, что и заняться ей было уже, собственно, нечем. Она хоть и радовалась за Елену, которая могла часами болтать, как она счастлива, но в душе глубоко уже даже злилась на сестру, что та, забывшись в собственной радости, не видела, как ей плохо.
3-го марта состоялось двойное пышное торжество – дочери Гилберта и сыновья Сальваторе объединили свои семьи. На свадьбе было много гостей, дарили кучу подарков, но все это угнетало Кэтрин. Деймон хоть и был счастлив жениться на Кэтрин, что-то в душе его вздрагивало всякий раз: это было и чувство вины и чувство того, что не будет все гладко в его семейной жизни. В первую их ночь Кэтрин была холодна, но ожидать чего-либо другого и не приходилось.
Два месяца семейной жизни прошли для Деймона как-то незаметно: они мало общались с Кэтрин, а если так и случалось, то они больше ссорились, или вступали в обычное для них противостояние. Деймон почти все время проводил в своей лаборатории, а в начале мая и вовсе уехал в университет, так как ему было скучно, а не потому, что заочная форма обучения давалась с трудом.
Сегодня Елена и Кэтрин получили письмо от тети Элизабет из России. Еще в юности их тетушка познакомилась в Петербурге с замечательным человеком – русским графом Василием Полетаевым, безумно влюбилась в него и вышла замуж, оставшись жить на родине мужа; родила ему чудесную дочь, которую они по желанию Элизабет назвали Кэролайн. Сестры взахлеб принялись читать письмо, отбирая его друг у друга и радостно смеясь. Тетушка писала в письме о том, как они с мужем посетили выставку картин Репина, как ходили они на балет «Лебединое озеро», все это сопровождалось кучей восторгов и просьбами к племяшкам навестить ее. На душе у Кэтрин потеплело от этого письма. Ведь они так обожали свою тетушку Лиз, дядю Василия и кузину Кэролайн.
Одушевленная письмом, Кэтрин, развеселившись, отправилась в театр, где познакомилась с одним импозантным господином, который пригласил ее к себе на вечер. Кэтрин, само собой, согласилась. На этом вечере были и танцы, и фуршет, а также приглашенный молодой пианист. Общество, в которое попала в этот вечер Кэтрин, было распущенным, любящим развлечения и удовольствия. Всем присутствующим Кэтрин безумно нравилась, как и все присутствующие нравились Кэтрин. Было выпито много вина и шампанского, рассказано сотни пошлых шуток, а также десятки распутников нашли, чем занять себя этой ночью. Импозантный господин решил, что и Кэтрин будет не против сегодня ночью разделить с ним его постель. Она сама не знала, как так случилось, что в конце вечера этот мужчина целовал ее в коридоре уже несколько минут: не было никаких преград, все разумное было ею забыто, она со всей страстью отдавалась ему. Он взял ее на руки, отнес в свою комнату и положил на постель. Когда руки этого господина прижали с силой к кровати ее запястья, а рот с неистовой жадностью впивался в ее губы, отчего-то в голове Кэтрин вдруг всплыл Деймон, сидящий за столом в своем кабинете. Она всегда любовалась им в те минуты, когда в его глаза падали лучи солнца: они сразу становились не просто голубыми, а бирюзовыми, как море. И этот господин вдруг показался ей грязным, самой себе она показалась такой же грязной и развратной. И когда мужчина оголил ее ножку, задрав подол, и начал снимать чулок, Кэтрин с трудом оттолкнула его пьяное тело в сторону, вскочила с постели и ринулась прочь, что было сил.