Все торопливо встали из-за стола и припали к окнам, стали глядеть на белые хлопья: Василий Николаевич по-детски вздыхал, Элизабет задумчиво следила за каждой снежинкой, Кэтрин ласково улыбалась Нейтану, показывая пальцем на падающий снег, Кэролайн отвлеченно смотрела вдаль на дорогу, ведущую к дубовой роще. Каждому было, о чем подумать и вспомнить, глядя на этот снегопад.
Ночью Кэтрин проснулась от плача сына не сразу. Сонно простонав и поворочавшись, она с трудом оторвала тело от перин и села на кровати. Надев пеньюар, она устремилась к кроватке, но тут же остановилась: В темноте комнаты она увидела силуэт кузины, держащей на руках малыша. Кэтрин тихонько подошла к Кэролайн и села в кресло, стоящее в углу, рядом с окном, где находилась и кроватка.
- И часто ты так делаешь? – шепотом спросила Кэтрин сестру.
- С того момента, как он стал признавать кого-то, кроме тебя, – улыбнулась она в ответ и сделала долгую паузу. – Знаешь, я так злилась на всех: на маменьку, на отца, на тебя… на что я злилась? Наверное, на то, что я слабее вас…
- Не говори так! – с жалостью оборвала ее Кэтрин, почти слетев с кресла. Она села на полу подле Кэролайн и стала поглаживать ее бледную руку.
- Отчего же не говорить? У вас у всех есть семья: даже наша кроткая Елена вышла замуж и родила дочку, – по ее щеке потекла крупная слеза, – мне бы следовала винить себя одну… Лучше бы он никогда не приезжал сюда, никогда не видел меня: он бы был сейчас жив, поехал к себе в Лондон, увидел свадьбу сестры. Такая отвратительная девушка, как я, заслуживает самого ужасного.
- Прекрати! Слышишь меня? Перестань, – леди Кэтрин серьезно посмотрела в заплаканные глаза сестры, – ты сделала ошибку, но, ни в коем случае, не сдавайся! Неужели, ты живешь зря? Ты так всех и все на этом свете любишь: как ты смеешь хоронить себя в двадцать?! – она взяла из рук сестры Нейтана, расторопно поцеловала его в лоб, положила в кроватку и вернулась обратно к Кэролайн, – в мире еще столько всего интересного…
- Не торопись с агитациями, – вздохнула Кэролайн, – я тоже думала, что все вечно, а ты такая же, как я, и ты это знаешь. Так вот, что я скажу тебе: все, чем я жила – пустое. Жизнь не делится на веселье и скуку, на личную свободу и плен – она гораздо сложнее. Я всего-то не сказала Богдану, что ушла от него, а он взял – и убил… Жизнь не вертится вокруг тебя, Кэтрин: рядом живут люди со своими причудами, с которыми нужно уживаться, а не только заставлять всех мириться со своей легкомысленностью… Я это поняла и жить более не хочу, но живу лишь потому, что матушку жалко оставлять да грех на душу брать.
Кэтрин замолчала, ее задушили слезы: девушка осознавала свою беспомощность перед правдой. Она поняла в эту секунду: «И вот эта правда: она стоит того, чтобы ее знать? Я была так счастлива, живя в неведении… по подлинно ли было мое счастье? Что вообще такое это счастье?» Она видела, что эта правда уничтожила жажду жизни в ее сестре, но для себя она уяснила: эта правда поможет ей самой не сделать ошибку, а начать все сначала, хотя бы попробовать. « Да, она действительно была недостаточно сильной, потому она не выдержала этой правды. Но это не я! Я не хочу этого и переживу теперь эту правду, какой бы она ни была…» Кэтрин обняла сестру что было сил.
- Ты права, моя родная, ты во всем права, – причитала она.
- Извини, что я реву, сыночку твоему засыпать мешаю, – тихонько отвечала Кэролайн, захлебываясь слезами.
- Реви, не бойся, он сейчас уснет – ему все нипочем, – шептала Кэтрин, гладя сестру по голове.
Но плачь Кэролайн стих, она лишь иногда осторожно всхлипывала. На душе у миссис Сальваторе стало тяжело. Этот разговор с кузиной назрел, как само собой разумеющееся, но от этого он не ударил с меньшей болезненностью.
Утром Кэтрин получила письмо от Елены. Ее радости не было конца: она, словно ребенок, будто прежняя, носилась по коридорам, зачитывая каждому жильцу дома, что написала ей сестренка. Девушка вертелась на кухне, подле Марфы, воруя морковку, которую с забавным хрустом кусала и тут же начинала смеяться.
- Как хоть дитятю назвали, Катюша? – между резкой моркови и лука спрашивала Никитична.
- Назвали Дэнис*, – радостно огласила леди Кэтрин, – а ты разве не знала? Ой! Ты прости меня, Никитична! Я совсем уже дурная стала…
- Не наговаривайте на себя, вы мать, а это – непростая роль, – добрым голосом успокоила ее кухарка.
Так неторопливо и обыденно текли дни в поместье Полетаевых. Этот маленький организм слаженно, словно часы, работал без остановки. Приближался праздник Нового года. По этому случаю в Зимнем дворце давался торжественный бал. Так что за несколько дней до праздника все семейство переехало ненадолго из загородного поместья в петербургское имение. Тетушка Лиз с дядей Василием все дни до праздника ходили по театрам и выставкам, объезжали знакомых и родственников. Кэтрин с Кэролайн к ним изредка присоединялись: их обеих утомляла суета и сплетни. Но в день праздника обе встали раньше всех и занялись своими туалетами. Давно уже миссис Сальваторе так прелестно не наряжалась: она подумала, что напомнила себя в 17-18 лет, когда могла свести с ума почти всех кавалеров на балу лишь одним своим появлением. Но теперь в ней, как неотъемлемая часть, появилась какая-то строгость. Да, леди Кэтрин стала матерью, стала женщиной.
На балу было пышно и роскошно. Все блистало, и гости старались блистать не меньше: дамы демонстрировали свои лучшие наряды, мужчины же спешили поговорить о политике и философии. С началом торжества Александр III вышел под руку супругой – праздник был открыт. Кавалеры принялись приглашать дам.
Кэтрин мало танцевала с мужчинами, почти все свое время она проводила с сынишкой на золоченом стуле у стены: играла с его ладошками, щекотала его порозовевшие щечки пушистым веером, смеялась вместе с ним так же громко, как он и сам. Она и сейчас была так же привлекательна и желанна, как прежде: в ней в эту минуту не было ее каждодневной неубранности; здоровая и жизнерадостная мать ребенка обладает своим особым шармом.
К сестре своими коротенькими шажками подбежала Кэролайн.
- Катюша, погляди, кто там стоит с тем пузатым генералом! Это же Ребекка – сестра моего Клауса!
- Ах, да, ты говорила что-то про его сестру… – силясь вспомнить, ответила Кэтрин и посмотрела в нужную сторону.
- Не правда ли, она красавица? – одухотворенно спросила сестра, всплеснув руками.
- Шикарна, но чопорна, наверняка, как все англичане, – весело заметила Кэтрин в ответ и рассмеялась.
- Я помню, Клаус говорил, что высылал ей мой портрет и рассказывал о наших планах, насчет свадьбы! Вот бы она заметила меня! Пойду-ка встану так, чтобы она меня увидела.
В голосе сестры было столько радости и надежды, что Кэтрин стало тепло и хорошо. Она взяла на руки Нейтана и отправилась за кузиной. Кэролайн чинно встала и принялась выжидать. И вот Ребекка царственной, холодной походкой подошла к графине.
- Добрый вечер, какая, однако, неожиданная встреча! – с какой-то нарастающей неприязнью бросила она.
- Добрый вечер, – кротко ответила Кэролайн.
- Хм, так вот она – та, из-за кого убили моего брата: обычная ветреная девчонка, которая легкомысленна с мужчинами. Подумать только: она стоила смерти Клауса Майклсона! – чеканил ее стеклянный голос. – Так вот, коль мы с вами, наконец, встретились, скажу: я вас ненавижу и презираю! Обзаведитесь совестью, честью и здравой головой – уверяю, вы будете нравиться людям более изысканного круга, нежели какому-то там грязному прапорщику, – Ребекка усмехнулась, лицо ее почернело, и она отошла.