Выбрать главу

Те, кто стал рубить деревья в своих садах, были очень удивлены, когда им пришлось все равно заплатить налог, да еще и штраф, за незаконное уничтожение собственности. Сажали они деревья себе, а оказалось, что государству. 

- Вот если бы дерево засохло само, - объяснил им уполномоченный. 

Для большинства платить налоги было непосильно, и тут деревья стали сохнуть. 

Делалось это очень просто: покупали керосин и, как начиналось жаркое время, поливали два-три раза «не нужное» дерево керосином. Проходила неделя другая и дерево засыхало. После вызывали инспектора и сокрушались о потере. Выходило, что дерево засохло само, и штрафовать владельца было не за что. 

Статистика видимо все же велась, и она оказалась не утешительной.  И видимо наверху до кого-то дошло, что этот налог явный перегиб (которыми так славились те времена), и скоро все сады сведут на нет. И налог отменили. Он продолжался года четыре и нанес тяжелый удар по частному садоводству и доходам беднейшей части населения. 

На одной ноге

Время шло, и механические лесопилки стали вытеснять ручной труд. Мой дед вынужден был снова искать работу. Он долго перебивался случайными заработками. Агафья настаивала на том, что пора найти постоянную работу, благо карточную систему наконец-то отменили. Это было не легко. Предприятий было мало. Однажды один знакомый подсказал ему, что на электростанции требуются ремонтники…

Об этом дед рассказывал один раз неохотно и очень отрывочно. Случилось это примерно так: снимали они большую шестерню, диаметром сантиметров в семьдесят, как уж там вышло не знаю, но уронили ее прямо на ногу деду. Попал он в больницу, что на Комсомольском пруду и там ему не повезло второй раз. Единственного стоящего хирурга-травматолога не оказалось на месте. 

Помощь ему оказали, но она оказалась неквалифицированной. Когда на четвертый день его пребывания в больнице появился хирург – было уже поздно. Заражение пошло вверх и ногу, ниже колена, пришлось отрезать. Несколько месяцев ушло на выздоровление. Ходил он на деревяшке, которую сам себе и выстругал. Естественно о нормальной работе и речи не было. Более того золотые монеты сильно убавились, ведь семья состояла из семи человек. Государство назначило пенсию, но слишком мало он работал на государственных предприятиях, и пенсия была очень мала. 

А тем временем стала подходить зима. Денег на дрова не было, и надвигалась перспектива голодной и холодной зимы. Один из его многочисленных знакомых подсказал ему, что набирают людей для рубки дров для больниц. И хотя нога болела, он отправился наниматься. Условия были простые: на каждые две кубические сажени нарубленных дров для больницы, можно нарубить одну для себя. 

В небольшой толпе он неожиданно увидел Фому Ильича. Фома тоже его приметил, подошел и поздоровался. Оказалось, что ему тоже нужны дрова. 

- Но ты, же знаешь, Илья Денисович, что я в лесу не жил и рубить по-настоящему не умею. И потому в пару меня не хотят брать. Тут почитай все темнолесские и знают друг друга как облупленные. 

- Меня с такой ногой тоже в пару не возьмут. Разве что ты согласишься? Теперь наши роли поменялись мне ходить больно. 

- Я с удовольствием, нога у меня давно зажила, и я даже не хромаю. 

- Тогда я буду рубить, там больше на месте стоять надо, а ты будешь сучья обрубать да оттаскивать. Бревна пилить будем вдвоем, а укладывать, буду я. 

На две недели Илья снова оказался в лесу. Он не потерял прежних навыков, и работа спорилась. Вот только плохо зажившая культя стала кровить. Несмотря на неполноценность их бригады, в работе они оказались далеко не последними. 

Пришел заказчик на их делянку мерить сколько они сделали в сопровождении лесного объездчика. Объездчик обмерял каждый штабель аршином и удивлялся: в каждом был ровно кубический сажень. 

- Как ты так угадываешь, ведь ты ничем не меряешь? – спросил он у Ильи.

- На эту дину и ширину один сажень получается, когда штабель мне по пупок. Так и меряю, подошел, прислонился и сразу все ясно. 

После стали рубить для себя. Заказчик уехал, а весь контроль остался на объездчике-леснике. Когда Илья уложил все штабели и для себя, и для Фомы Ильича приехал он мерить штабели.