- А это ты укладывал?
- Ага, я.
- Ну, ты и мастер, как будто в лесу жил. Тут в каждом сажени полтора тех, что для больницы увезли.
- Тут ты угадал, я десять зим в лесу топором махал.
Последней известной мне работой моего деда была «краскотерка». Поступил он туда рядовым рабочим, но вскоре стал бригадиром, потом мастером. Производили там краску и олифу.
Жизнь постепенно стала налаживаться. Особенно после того как зажила нога и в городе появилась протезная мастерская. Первые протезы были тяжелыми и не удобными, но все же лучше, чем деревяшка. Впоследствии они стали лучше и вес их снизился. Я однажды взвешивал его протез, весил он более восьми килограммов. Наверное, ходить с этой гирей было очень тяжело. Но зато нога в брюках выглядела почти нормально, если не приглядываться. Пользовался он протезом более сорока лет.
Было у Ильи и Агафьи тринадцать детей. До взрослого возраста дожили только пятеро. Есть такое древнее китайское проклятье: «Желаю тебе жить в эпоху перемен». Эту эпоху перемен мои предки ощутили на себе в полной мере.
Из пяти детей было четыре дочери и один сын – Анатолий.
Судьба его была трагична, и во многом типична для значительной части молодых людей из беднейших семей. Шла вторая половина пятидесятых. Работы не было, и он пристрастился играть в карты. Тогда играли и на деньги, и на интерес, оба варианта были игрой со смертью. В картах заправляли уголовники, они и устанавливали правила. С деньгами более или менее все понятно, а вот игры на интерес были под стать времени.
Прежние «интересы», как-то: битье картами по носу, по ушам или питье воды за проигрыш уступили место гораздо более страшным забавам. Самыми безобидными и весьма популярными ставками были, что проигравший должен был ночью голым подвезти на себе до дома случайную девицу. Можно себе представить в какой ужас вгонял такой помощничек девушку, которая спешила ночью домой по заведомо не благополучному району.
Далее играли на жизнь случайного прохожего, члена семьи, родителей и конечно на жизни милиционеров. Проигравший должен был убить указанное лицо или убивали его. Какие времена - такие и игры. Разумеется, кончилось это для Анатолия трагически.
Дед и остальные члены семьи дожили до преклонных лет. Они пережили немецкую оккупацию. Илья более не воевал, по причине увечья. Натерпелись они много во время оккупации. Страшнее всего была бомбежка того самого яра, который служил пастбищем их коровам. Там пряталось от налетов много людей. А когда пришли наши и выбили немцев, они, зная об этом, отутюжили бомбами примерно пятикилометровый участок этого яра. Некоторые бомбы ложились в тридцати метрах от их хаты. Заодно была взорвана нефтебаза, находившаяся на горе за яром, на территории теперешнего Трансформаторного завода «Изумруд». Оттуда в яр текли огненные реки. Много народа там было убито.
Из четырех сестер на момент написания этой книги живы две моих младших тетки.
Эпилог
Познакомился я с ним, когда мне было три года. Мои родители тогда жили в Буденновске, в то время он назывался Прикумск. Попали они туда по распределению. Наверное, это надо объяснить. Дело в том, что при Советском Союзе образование было бесплатным, но молодой специалист должен был отработать три года, там, куда его распределят.
Возможно, такая шутка поможет лучше понять ситуацию:
- Уважаемая комиссия, - говорит студент на распределении, - пошлите меня туда, где труднее! Я не хочу ехать на Южный Урал, пошлите меня на Северный Кавказ!
Из Прикумска в то время в Ставрополь летал «кукурузник», АН-2. Мест там было десять, лететь было час. Билет стоил смешные деньги. Этот самолет предназначался для сельхозавиации, но выпускали и пассажирский вариант. Помню, некоторым во время полета было плохо и их жутко тошнило. Им выдавали бумажные пакеты. Это и не удивительно, этот маленький самолет летел низко, и его жутко болтало, а время от времени он проваливался в воздушные ямы и тогда живот резко подводило.
Летели мы вдвоем с отцом, и полет произвел на меня неизгладимое впечатление. Перенес я его, вопреки всеобщим опасениям хорошо, и летать мне понравилось. Пробыли мы в гостях пару недель. Дед произвел на меня большое впечатление, это был яркий человек, которому было что рассказать малолетнему внуку. Было это в 1963 году. Все для меня было не обычно: огромная лысина деда и его протез, который он отстегивал на ночь, корова и парное молоко, сад, колодец, огромные пирожки бабы Гани и ее негнущийся палец, память о давней травме…