Понял Илья, что и последний не надежный щит, прикрывавший его от нападок дурака - чекиста рухнул. С этим нужно было что-то делать, вряд ли это могло кончится добром. Был у него двор зажиточный, хотя под определение кулака он не подходил – работников не нанимал, крыша соломой крыта. Они с соседями ограничивались взаимопомощью, а так больше каждый сам по себе. А тут еще нашелся доброхот среди партийных и посоветовал ему остерегаться, мол, и так по краю ходишь, а еще чуток, и мы тебя повесим.
Смерть Тихана
Тихан в это время пошел на повышение. Назначили его казначеем в сельсовете. Но к тому времени он окончательно спился. С год он продержался на этой должности, а потом пошел в разнос и растратил казенные деньги. Когда вынырнул из запоя, понял, что потратил столько, что за два года не заработать. А это означало близкое знакомство с ЧК.
От водки он соображал плохо, и пришла ему мысль: устроить несчастный случай – спалить дом. Расчет был прост, ели дом сгорит, то можно все свалить на пожар, мол, деньги вместе с домом сгорели. Для этого случая прикупил он бензин, жидкость ему не знакомую, ведь всегда раньше он имел дело с керосином. А керосин жидкость не такая горючая.
Стал он вечером переливать бензин, прямо перед печкой, так как это делал с керосином. Отворил дверку, для света и стал наливать в бутылки из канистры. Руки у него дрожали, и он много проливал и на бутылки, и на руки, и на пол. Жена и сын пытались его остановить, предчувствуя неладное, а о хитром плане они не знали.
В какой-то момент его рука оказалась слишком близко к огню, и она вспыхнула вместе с бутылкой. Пламя полетело в разные стороны, в том числе и ему в лицо, а он сидел на корточках, равновесие не удержал и сел в бензиновую лужу на полу. Все вспыхнуло, он бросил горящую бутылку с бензином, она упала на пол и разбилась. Пламя полыхнуло на полкомнаты, домашние заметались, стали пробовать тушить Тихана, но он отчаянно сопротивлялся. Огонь превратился в пожар, и всем пришлось выскакивать на улицу. Стали лопаться остальные бутылки, а следом рванула канистра.
За несколько секунд до взрыва из двери на улицу выскочил Тихан, большая его часть горела. Надо было сбить его с ног и чем-то толстым полстью или одеялом накрыть, но все растерялись. Пробежал он три с половиной раза вокруг дома. Это увидели соседи, набежали, свалили его с ног деревянными граблями, закидали верхней одеждой…
Он жил еще сутки и рассказал Денису, без свидетелей, о том, как все вышло. Евдокия и так постоянно болела, а после смерти сына прожила с полгода.
После этого случая, Денис тоже сдал. Однажды ночью он разбудил Илью и знаком поманил его в сенцы.
- Накинь одежину, и пойдем со мной, - прошептал он сыну в ухо.
Они зашли в коровник. Денис приложил палец к губам, а после сел на корточки показал на стену. Потом поднялся, и они вернулись в дом. Ушли в дальнюю горницу подальше от Агафьи и детей.
- Там, - продолжал шептать Денис, - спрятаны царские золотые червонцы, триста десять монет и пятерки, сто пятьдесят четыре монеты. Будешь бежать отсюда, забери: хоть вы с голоду не помрете. Только дождись, похорони меня. Да с золотом осторожнее попадешься - потеряешь голову.
И тут Илья все понял. Отец собирал эти мелкие, не удобные для крестьянина монеты, охотно обменивал их на бумажные деньги, с того момента как они стали заниматься углежогством. Мужики не любили их. Десять рублей для селянина уже деньги, а маленький желтый кругляшек легко терялся. Поэтому они старались сбыть золотые монеты с рук как можно скорее. Теперь это золото могло спасти им жизнь. Поменялась власть, поменялась жизнь, пропали деньги, лежавшие в банке, пропала и мечта Дениса о собственной мельнице или лесопилке…
- Ты что знал, что все это произойдет?
- Сны плохие снились. А теперь почти все сбылось по тем снам, война и смута. Видел я там и смерть Тихана и свою, и твое бегство из Темнолесской…
Через месяц он умер
Как дед мой при голоде жил
Само собой, все эти годы пахали и сеяли. Но в условиях продразверстки наступил голод. Работать стало бессмысленно, все равно отбирали все, подчистую.
Наступил жуткий 1922-й год. Жрать стало вовсе нечего. Продразверстки выкачали из станиц хлеб. Брали все, что можно было есть. Даже овес и ячмень, традиционно лошадиная еда стали деликатесами.